Читать книгу "Чайка с острова Мираколо - Алена Волгина"

Дом графа Арсаго, поместительный и просторный, был устроен обычным образом. Лишь несколько парадных комнат выходили окнами на Большой канал. Дом словно «отворачивался» от воды, группируясь вокруг внутреннего двора. Нижний этаж имел два выхода: водный, выходивший на просторную террасу, и сухопутный, который вел во дворик, заросший тощими кустами жимолости и акации. Изогнутая лестница в холле поднималась в парадную залу и на галереи, куда с обеих сторон выходили группы комнат. На чердаке жили слуги. Некоторые комнаты имели приватные лестницы, также имелось множество мелких чуланчиков, кладовок и других укромных уголков. Я подумала, что найти потайной ход в этом муравейнике будет непросто.

К вечеру в столовой собралось неожиданно много людей. Здесь были Инес с матерью, и дон Сакетти, и другие сторонники графа, и Бьянка, очень похорошевшая – то ли от печали, вызванной отъездом Рикардо, то ли по другой причине. Грусть смягчила ее острые русалочьи черты, придав им некоторую одухотворенность.

Несмотря на недавнее происшествие и трагическую участь бедняжки Пиколетто, гости ужинали с аппетитом. Правда, вино теперь подавали только в стеклянных кувшинах. Благодаря искусству наших мастеров, венеттийское стекло было настолько тонким, что лопалось от действия отравленного напитка. Наверняка дон Арсаго принял и другие меры предосторожности. Не может же он всерьез рассчитывать только на меня! Вот забавно, если меня и правда пригласили сюда в качестве дегустатора!

Я украдкой бросила взгляд на мою потенциальную свекровь, которая без всякого аппетита терзала ножичком куриное крылышко, лежавшее на тарелке. Может, ей действительно хотелось сойтись поближе с будущей невесткой… но почему тогда за весь сегодняшний день мы ни разу не остались наедине и не сказали друг другу даже двух слов! Зачем она меня пригласила? Стало скучно без сына? Или ей вздумалось собрать вокруг себя женский кружок, подобно герцогиням соседних княжеств? Иногда мне, напротив, казалось, что наше присутствие тяготит донну Арсаго, особенно бесцеремонные замечания Джоанны или слишком острые шуточки Бьянки.

«Больше похоже на то, что она боится остаться с мужем наедине, после отъезда Энрике», – мелькнула мысль, и мои подозрения против графа вспыхнули с новой силой.

– Конечно, это он! Кто бы сомневался! – громко произнес кто-то за столом, заставив меня вздрогнуть. Пока я витала в размышлениях, беседа ушла далеко вперед.

– Это и без доносов было ясно, – по-змеиному прошипел дон Сакетти, сидевший неподалеку.

– Каких доносов? Вы о ком? – встрепенулась я.

– Кто-то сунул записку в пасть грифону на парадной лестнице во Дворце дожей. Этого проходимца Манриоло обвиняют в том, что позавчера он пытался отравить дона Арсаго.

Действительно, был в Венетте такой обычай. Кое-где в стенах домов и на галереях Дворца дожей были выгравированы головы грифонов с щелястыми пастями, в которые сознательные горожане могли опускать доносы на провинившихся соседей. Считалось, что это должно было облегчить работу судей, но лично мне претили анонимные кляузы. И хотя я ни на волос не доверяла Манриоло, меня поразило, как легко наши патриции готовы были обвинить его, забыв о том, что недавно его превозносили. Конечно, внезапное исчезновение Манриоло выглядело подозрительно, но главное, что повлияло – он был очень удобным обвиняемым. Он был здесь чужаком. Вряд ли у него найдутся заступники. Мне невольно стало жаль его.

Дон Алессандро тоже не разделял общего энтузиазма:

– Вам не кажется, что отравить вино в кувшине – это слишком ненадежный способ? Мало шансов, что его выпьет именно тот человек, кому оно предназначалось. Тем более что негодяй использовал быстродействующий яд. Не правда ли, синьор Фалетрус?

Доктор Фалетрус, сидевший с неподвижным восковым лицом, что-то невнятно проблеял в ответ. Да что с ним такое? День ото дня он выглядел все хуже.

– Ну, если бы Арсаго не отвлекли разговором о картах, не сомневаюсь, что он первым устремился бы к кувшину! – хохотнул какой-то пожилой патриций в богатом темно-синем кафтане. – Не обижайся, Лоренцо, но мы все знаем, как высоко ты ценишь саонские вина!

«А отвлек его именно Манриоло», – подумала я. Почему такая простая мысль никому не пришла в голову?

Все зашумели, заспорили. Кто-то засмеялся, кто-то сочинил остроту насчет смельчака, ускользнувшего от моррен в Большом канале, зато угодившего в пасть венеттийского правосудия. Я сидела молча, пытаясь подавить внезапно вспыхнувшую неприязнь к соседям по столу. Аппетит исчез, и вино в бокале казалось мне кислым. Надо же, как все оживились! Удобный виновник был найден, все в порядке, а главное – у всех исчез повод для взаимных подозрений. Преступление сразу отдалилось, превратившись из угрозы в предмет болтовни, придававший сегодняшнему ужину пикантную остроту.

– Его еще не поймали? – спросила я, обернувшись к синьору ди Горо.

Алессандро медленно покачал головой. В отличие от остальных, он был предельно серьезен. Между бровей залегла резкая морщина:

– Преступник пока на свободе, но поверьте, это ненадолго.

При первой же возможности я постаралась незаметно покинуть избранное общество. С облегчением закрыла за собой высокую резную дверь столовой, разом отсекая глупые смешки, пошлые банальности, липкие взгляды… Мне было душно от сытых лоснящихся лиц и десятков горевших свечей. Спустившись по лестнице, я оказалась в холле, похожем на прохладную полутемную пещеру.

Здесь было царство камня, жесткое и безмолвное. Я разглядывала бледный мрамор с выступающими синими жилами, похожий на человеческую плоть. Зеленый порфир… Серо-розовый гранит, который сейчас, в скудном свете факелов, казался почти черным. Мутно поблескивали стеклянные колонны. Каждый шаг сопровождался негромким эхом, в факелах на стене тихо потрескивало пламя. На дальней стене кровоточила фреска, оскверняя тихий покой этого места сценами насилия и жестокости.

«Между прочим, крипта, если она вообще здесь есть, должна находиться на нижнем этаже», – сообразила я. Где можно спрятать потайной ход? Почему бы не за фреской, один вид которой внушает отвращение?

Тихими невесомыми шагами я прошла на середину холла, плиты которого были гладкими, как вода. Как и в других богатых домах Венетты, слуги по утрам полировали полы кожаным кругом и натирали льняным маслом, отчего их поверхность становилась почти зеркальной. В них отражались каменные вазы-осьминоги, неподвижными стражами замершие по углам. Щупальцы угрожающе вздыбились, свет факелов словно обтекал их, отступая перед жутковатыми тварями моря. Тени вокруг изгибались, ластясь к стенам и потолку. На мертвой акульей морде, пришпиленной к стене, что-то сверкнуло, и мне показалось, что ее глаза повернулись в мою сторону.

Я почти дошла до фрески, когда один из осьминогов вдруг ожил. Воздух в холле сгустился, в нос ударил резкий запах сырости, слизи, гниющей тины. Каменные щупальца шевельнулись – и по светлым плитам пола в мою сторону скользнуло нечто, похожее на черную змею. Из угла долетел влажный, утробный звук. Задохнувшись от страха, я попятилась к стене. Каждый шаг требовал огромных усилий, словно я двигалась под водой. Наткнувшись плечом на проклятую фреску, я с отвращением отдернула руку… и тут мои пальцы сжались на древке факела. Схватив его, я бросилась вперед, наугад ткнув огнем прямо в вязкую, густую черноту. Темнота в ответ заверещала.