Читать книгу "И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - Эдвард Слингерленд"

Этот парадоксальный эффект сознательного усилия был отмечен австрийским психиатром Виктором Франклом, который впервые применил терапевтический метод парадоксальной интенции. Франкл, говоря о бессоннице, сравнил “сон с голубем, который садится рядом, почти на расстоянии руки, и остается сидеть, пока на него не обращают внимания; если попытаться его поймать, он мгновенно улетает”[8]. Поэтому Франкл рекомендовал людям, страдающим бессонницей, пытаться бодрствовать как можно дольше. В результате они быстрее засыпали. Известный (возможно, печально известный) теннисист Джон Макинрой, насколько я знаю, не учился на франклианского психоаналитика, но интуитивно чувствует силу этой техники. Когда он столкнулся с противником, чей удар справа был сокрушителен, Макинрой, как рассказывают, похвалил его во время смены сторон: “Ваш удар справа сегодня особенно хорош”. Разумеется, противник тут же начал портить простые подачи.

Ирония не ограничивается физической активностью, эмоциями и физиологическими процессами вроде засыпания. Она распространяется и на морально-нравственную сферу. Участники эксперимента, которым предлагали быть честными и непредвзятыми, становились более предвзятыми. Точно так же феномен “морального оправдания” описывает отрицательный эффект положительной оценки собственного поведения. Участники эксперимента, которым позволяли обосновать свою непредвзятость, в заданиях проявляли предвзятость чаще прочих. Люди, которых просили представить, что они только что потратили время на общественные работы, демонстрировали значительное повышение самооценки (чаще других соглашались с утверждением “я – милосердный человек”) и куда охотнее покупали себе “в награду” какой-нибудь предмет роскоши. В рамках исследования, направленного на проверку разрушительного эффекта называния положительного нравственного поведения, “раздувающего” положительное представление людей о себе, участникам в разных обстоятельствах предлагали пожертвовать на благотворительные цели до 10 долларов. Те, кто был настроен нейтрально, давали в среднем 2,71 доллара, а те, кто был настроен на слова забота, щедрость и доброта, в среднем предлагали лишь 1,07 доллара.

Если считать себя хорошим, можно стать плохим. Рассуждения о хорошем поведении могут подтолкнуть к дурному. Лао-цзы был в чем-то прав, когда предупреждал, что сознательные попытки быть справедливым превращают нас в лицемеров и что стремление к добродетели обречено на провал. Что же нам делать? Согласно Лао-цзы, просто вернуться к себе.

Возвращение к себе, приятие безыскусного

Удивительно, сколь явно метафоры Лао-цзы направлены против “Бесед и суждений”. Конфуций призывал улучшать себя с помощью культуры (вэнь,). Первоначальное значение слова вэнь – “узор”, “украшение”. Лао-цзы учит быть “умеренными в желаниях”, “простыми”. Конфуций подчеркивает важность “отделки и полировки” личности (как куска нефрита); Лао-цзы просит принять “безыскусное”. Конфуций сравнивает процесс самосовершенствования с муштрой, дорогой к мудрости длиною в жизнь; Лао-цзы предлагает остановиться, повернуть вспять, к корням, “походить на младенца” и “дорожить матерью”. Хорошо понимая возможный нелепый исход стараний и разрушительность себялюбия, Лао-цзы считает, что единственный способ достичь у-вэй – это попытаться исправить ущерб, нанесенный гиперактивными “благодетелями” и самодовольными моралистами, порожденными усилиями конфуцианцев:

Когда отринут мудрость и отбросят знания, от этого народу польза возрастет во много раз. Когда отринут человечность и отбросят справедливость, в народе воцарятся вновь сыновняя почтительность с родительской любовью. Когда отринут изощренность и отбросят выгоду, то воры и разбойники переведутся. Эти три дают лишь лоск и не годятся, поэтому проникнись главным: будь безыскусен, неразлучен с первозданным, уменьши свое личное, умерь желания.

По Лао-цзы, чтобы достичь у-вэй, нужно отбросить, а не приобрести, постепенно освободить ум и тело, отказаться от книжной мудрости и искусственно взращиваемых желаний. Целью является расслабление до степени абсолютного недеяния (у-вэй) и бессознательности, подобной погружению в теплую ванну:

Когда учатся, имеют каждый день прибыток, а занимаясь Дао, ежедневно терпят умаление. Умаление следует за умалением, и так доходят до бездействия. Но в состоянии бездействия непременно действуют. Поднебесную берут незыблемо посредством недеяния. А кто при помощи деяний собирается взять Поднебесную, тому для этого их никогда не хватит.

Лао-цзы иногда называет это конечное состояние “естественностью” или “самоестественностью” (цзижань,). Как необработанный материал, совершенно естественный человек избавляется от “лоска” цивилизованности и возвращается к своей истинной природе, простой и чистой.

Но как это сделать? Любой, кто способен прочитать “Дао дэ цзин”, принадлежит к образованной элите (то есть уже “заражен” культурой) – к той самой социальной группе, к которой принадлежат грубияны-отшельники, на страницах “Лунь юй” потешающиеся над Конфуцием. Как можно ученого педанта превратить в человека безыскусного? Может сложиться впечатление, будто Лао-цзы думал, что спасительное влияние оказывает просто изучение его текста. Мы видим намеки на технику, которая станет заметнее в “Чжуан-цзы” и превратится в практику чань(дзэн) – буддистского коана: использование парадоксального языка или экспрессивной поэзии, чтобы сбить с толку. “Если Дао могут высказать, Дао не является незыблемым, – заявляет Лао-цзы, – если могут назвать имя, имя не является незыблемым”. Этот парадокс довершает соображение: “За сокровенным – сокровенное, врата множества чудес”. Мы видим загадку, которая, похоже, не имеет ответа (по крайней мере, в рамках обыденной логики). То же самое можно сказать про дзэнские коаны вроде “Каким было твое лицо до рождения твоих родителей?” или “Что представляет собой звук хлопка одной ладонью?” Эти парадоксы воспринимались дзэн-буддистами как “врата” или “двери” мудрости, потому что человек, сталкиваясь с ними, может вырваться за пределы обыденного мышления. Точно так же мы вправе считать, что “сокровенное”, которое Лао-цзы просит читателей обдумать, должно служить тайным ходом за пределы языка.

Однако дзэн не ограничивался размышлениями над коанами. Они всегда сочетались с той или иной медитативной практикой. Точно так же в “Дао дэ цзин” мы видим намеки на то, что у Лао-цзы был более конкретный рецепт: набор медитативных практик или духовных упражнений. Например, один фрагмент состоит из риторических вопросов:

Возможно ли, сохраняя душу и в объятиях с единым, с ними не расстаться? Возможно ли, как младенцу, сосредоточивать дыхание и быть предельно мягким? Возможно ли избавиться от недостатков, если добиться чистоты и зреть сокровенное?.. Возможно ли без самки открыть или закрыть Небесные врата?

Совершенно неясный текст. Что такое “душа в объятьях с единым”? А “сокровенное”? Как его узреть? Где “Небесные врата” и почему для их открывания нужна “самка”? (Звучит порнографически.) Если коротко: никто не знает, что хотел сказать Лао-цзы, но огромное количество комментариев к фрагменту, а также то, как его позднее воспринимали даосы, предполагает, что речь здесь идет о неких медитативных практиках, дыхательных техниках и, возможно, сексуальных приемах. В первые века нашей эры было много самопровозглашенных даосов, вдохновлявшихся Лао-цзы, которые занимались всем этим, и часто не без помощи галлюциногенных грибов.