Читать книгу "Дагестанская сага. Книга I - Жанна Абуева"

– Здравствуй, Шахри! – окликнул женщину Ансар и тут же поразился мертвенной бледности её всегда румяного лица.

Шахри подняла на него безучастный взгляд и ровным, безжизненным голосом произнесла:

– Он ни в чём не виноват… а они не верят!

Теперь Ансар всё понял. Не раздумывая, он подхватил одной рукой чемодан, а другой взял за руку Далгата.

– Пойдём, – обращаясь к Шахри, мягко произнёс он. – Мы едем в Буйнакск. Твоя сестра ждёт тебя.

Глава 3

Теперь семья Ансара и Айши пополнилась новыми членами. Много слёз было пролито молодыми женщинами, оплакивавшими каждая своё! Айша плакала по родителям и братьям, считавшимся «врагами народа», Шахри плакала по мужу, также волею судьбы обретшему этот ярлык, а обе вместе они плакали по всему тому, что безвозвратно сгинуло в веренице событий последних лет.

Единственными, кто не печалился, были дети, весело проводившие время в своей неожиданно пополнившейся компании. Имран, объявив уличной детворе, что к нему приехал из Махачкалы двоюродный брат, который теперь будет жить с ними, тут же вовлёк Далгата в пацанские игры, и тот, выросший в тиши правительственного дома, с робким увлечением постигал незнакомые для него законы улицы.

От Манапа не было никаких вестей, и эта неизвестность сводила Шахри с ума. Зловещие слухи о тайных пытках в тюремных застенках почти сломили дух бедной женщины, и Айша, как могла, поддерживала её, пока, наконец, хлопоты Ансара не возымели действие, и некоторое время спустя они уже смогли наладить связь с одним из тюремных надзирателей, согласившимся за щедрое вознаграждение передавать время от времени записки и еду для Манапа.

Надзирателя звали Михаил. Когда-то, ещё до революции, он и сам сидел в тюрьме, попав туда за распространение большевистских листовок, и не по убеждениям вовсе, а просто вызвавшись помочь хорошим людям, да и попался, олух, как кур в ощип. После тюрьмы к нему будто штамп прилип, большевик – и всё тебе тут. Ну, а когда революция случилась, он решил податься в охранники, какая-никакая работа. Сначала дежурил где придётся, ну а потом определили его в надзиратели.

Была у Михаила связь с Катей, продававшей пиво в ларьке у дома, где он снимал жильё. Катерина, яркая блондинка с пышными формами, умела создать праздничное настроение и притягивала к себе взгляды всех проходивших мимо неё мужчин, и удержать её можно было лишь щедрыми подношениями, что и побудило Михаила согласиться на передачу посылок для Манапа.

На взгляд Михаила, передачи эти были уж слишком объёмистыми, и, не думая долго, он без стеснения урезал их ровно наполовину в свою пользу. То были издержки профессии, и он даже гордился тем, что честно брал лишь половину, а мог бы брать и больше, потому как враг народа не заслуживал и того, что оставалось.

«Враг народа», в свою очередь, попросил отправить ему из дома смену чистого нательного белья, а узелок с грязным отдал Михаилу для передачи «на волю». Увидев бельё, сплошь в пятнах мужниной крови, Шахри вскрикнула от ужаса, а потом, зарыв в нём лицо, до ночи рыдала, запершись в комнате и не притронувшись к ужину.

В этот вечер у неё поднялся сильный жар, и Айша, не отходившая от подруги, лишь на рассвете, убедившись, что горячка отступила, прикорнула рядышком в кресле.

– Всё, закрываюсь! – крикнула Катерина толпе, и та просительно загудела, не желая отказываться от последней кружечки. – Рабочий день окончен! Остальное выпьете завтра!

Она сняла с себя белый накрахмаленный передник и, вынув из сумочки ярко-красную химическую помаду, щедро провела ею по своим и без того ярким и пухлым губам. Подправив кокетливо взбитую чёлку, она вышла из ларька и, удостоверившись, что тот крепко заперт, лёгкой танцующей походкой направилась к противоположному углу, где её уже ждал Михаил.

– Как делишки? – игриво улыбнувшись Михаилу, спросила Катя.

– Отлично, кисуля! – отвечал тот. – Вот получил небольшую премию и решил тебя побаловать гостинцем. Пошли, выберешь себе чего-нибудь в магазине!

– Ой! – воскликнула обрадованно молодая женщина. – Я тут давно себе приглядела одну материю, скоро ведь праздники, хочу себе сшить что-то такое… умопомрачительное, чтобы все соседки попадали!

– Ну, вот и пригодилась премия! – добродушно сказал Михаил и, вспомнив про изъятую из посылки снедь, решил по дороге прихватить домой бутылочку портвейна, чтобы вечер вышел совсем приятным.

Ни с того, ни с сего он вдруг добавил негодующе:

– Да вешать их всех надо, как собак недорезанных!

– Кого? – удивлённо спросила Катя.

– Да врагов этих… народа!

Глава 4

Били они нещадно. Каждый из допросов сопровождался невыразимыми физическими муками, ибо пытки, применяемые следователями НКВД, по своему цинизму и жестокости не уступали средневековым. Он уже сбился со счёта, что за чем следовало, допрос ли за пытками или пытки за допросом, но в этих делах они и в самом деле были доками. После каждого допроса Манап подолгу приходил в себя, и лишь слабая ниточка мысли, как тусклая лампада, мерцала в его измученном мозгу: когда же всё кончится?.. Уже и не так было важно, чем всё завершится, ибо он ясно понял, что истина никого здесь не интересует. Он понял, что у них своя программа, которой они неуклонно следуют.

В самые первые часы и дни после ареста он был уверен, что скоро всё разъяснится и что его отпустят, извинившись за случившееся недоразумение. Но допрос следовал за допросом, и всё было на грани такого издевательства и такого унижения, что надежда очень скоро его оставила. Ему предъявляли показания его соратников, таких же коммунистов, как и он сам, и он с изумлением вчитывался в эти показания, где он, Манап, обвинялся в буржуазно-националистической подрывной деятельности против Страны Советов, за которую он боролся и на алтарь которой был готов положить свою жизнь. Да, он действительно отдал бы, не задумываясь, жизнь за свою страну, но не в качестве же национал-предателя!

Бить они начали на третий день после ареста. Манапа привели в комнату и поставили лицом к стене, на которой был наклеен большой лист бумаги с надписью: «Следствию известно, что вы являетесь членом контрреволюционной организации!»

– Не вздумай упираться! – грозно произнёс чей-то голос. – Мы всё знаем, так что для тебя же лучше ничего от нас не скрывать!

– Мне нечего скрывать, – медленно ответил Манап и сразу получил резкий удар в спину.

– А ну-ка поднял руки наверх, сука! – хрипло скомандовал тот же голос. – Сейчас мы тебя научим делать стойку, постоишь денёк-другой на одной ноге и тут же вспомнишь!

Сержант госбезопасности Затолокин по праву считался среди наркоматовцев самым выдающимся из «кольщиков» и вместе со своим дружком, тоже сержантом, Ищенко снискал от своего начальства почётное прозвище «лев».

«Львы» не боялись ни Бога, ни чёрта и, казалось, получали удовольствие от процесса пыток как такового. Предварительно возбудив себя отборным матом и проклятьями в адрес Бога, Затолокин и его подельники переходили к активным нападкам на арестованных, нанося им сильные удары кулаками по лицу и сапогами в область паха.