Читать книгу "Смерть моего врага - Ханс Кайльсон"

Я рассказал ей о своих первых впечатлениях от универмага, о своих путешествиях по этажам, об изобилии, неисчерпаемости и богатстве, вызывающих у меня ощущение счастья и полноты жизни.

— Я работаю в универмаге с того дня, как приехала, — сказала она.

— И вам нравится?

— Я никогда не проходила по всем этажам, как вы, некоторых отделов вообще не знаю.

— Странно, — сказал я.

— А что странного? Торчишь тут, внутри, целый Божий день, — сказала она. — К тому же у такого универмага есть и оборотная сторона.

— Конечно. Но какая именно, я пока не знаю.

— Здесь сто магазинов в одном, — сказала она. — Представьте себе заведение поменьше, писчебумажную лавку или ателье. И вдруг в один прекрасный день там открывается универмаг.

— Знаю, мне рассказывали, — сказал я. — Но разве такое бывает?

— Еще как, — отрезала она и замолчала.

Она произнесла это с большей настойчивостью и резкостью, чем я от нее ожидал. С таким видом, словно испытала это на своем опыте. Кто знает?

За этим кроется семейная история, подумал я и сконструировал интригу. Отец — мелкий предприниматель старого закала, не без способностей, но отставший от времени. Он неудачник, обиженный на судьбу, и его озлобленность передается детям. Они уезжают в большой город, и дочь начинает работать на того, кого должна бы презирать и ненавидеть как убийцу своего отца. Видимо, она не совсем осознает это раздвоение. Ее мужество помогает ей преодолеть трудности. Доморощенный сюжет был не слишком оригинален.

— И вам не скучно только и делать, что паковать пакеты? — поинтересовалась она спустя некоторое время. Она преодолела свое дурное настроение, и по теплому тону в ее голосе я заключил, что ее участие было искренним.

— Напротив, это окрыляет мою фантазию, — поддразнил я ее.

— Фантазию? А при чем здесь пакеты? Разве что вы пакуете свою фантазию не в те пакеты.

Я заметил, что завожусь. Но восторженность поможет мне скрыть смущение.

— Вы никогда не получаете посылок? — спросил я для начала.

— Иногда, — ответила она и прикрыла левый глаз, который был немного меньше правого.

— И вы им не радуетесь? — продолжал я.

— Конечно, — подтвердила она, но так сдержанно, что я усомнился, получала ли она когда-либо посылки.

— Нет ничего прекраснее, — сказал я. — Это единственное чудо, единственный сюрприз, который остался нам на этом свете.

— Кажется, снова пошел дождь, — отозвалась она, вытаскивая свой берет, который во время разговора сунула в боковой карман плаща.

— Меня посылают повсюду, — продолжал я. — Я уже работал почти во всех отделах, где нужны мужчины. Кроме посудного. Туда меня пока не рискуют посылать…

Мы уходили все дальше. Вот она откинула назад голову и черкнула рукой по воздуху, чтобы ощутить дождь. Вот она засмеялась и взглянула на меня искоса, поворот головы открыл мне совсем другое лицо. Я был поражен.

— …хотя я достаточно осторожен, — добавил я.

Я был немного сбит с толку и думал о том, что и с этим лицом я когда-нибудь обойдусь осторожно, если буду держать его в своих руках.

— Вы видите людей покупающих, в азарте выбора и принятия решений. Это, конечно, тоже захватывает, правда? Вы их видите, так сказать, в пылу сражения. А я их вижу после боя, после победы или поражения, если угодно, когда они уносят домой свои трофеи. Для одних покупка ничего уже не значит, они так пресытились, что совсем не чувствуют счастья при исполнении желания. Но я вижу и счастливых, и удовлетворенных, и сомневающихся. Эти никогда не знают, была ли их покупка удачной.

Когда мы переходили улицу, она сказала: «Осторожно!» и взяла меня под руку. Ее рука была сильной и нежной.

— Я сужу о покупателях по тому, как они отходят от кассы и протягивают мне чек. В сущности, у меня в руках оказывается их собственность. Я ее заворачиваю, а они стоят и ждут своего свертка. Я представляю себе, как они распаковывают его, придя домой, или вручают тому, кому он предназначен в подарок. Иногда они благодарят меня за покупку, а ведь она и так уже принадлежит им.

— У одних есть деньги, им легко покупать, они к этому привычны, а другим приходится долго считать, — сказала она. — А вы и в бумажник можете заглянуть?

— Сразу видно, — ответил я, — радуются они или сомневаются. У одного денег мало, и поэтому он рад покупке, у другого тоже мало, и поэтому он сомневается и относится к покупке как к важному делу. А еще есть люди, довольные жизнью — с деньгами или без, не важно.

— Но все-таки самое прекрасное — это дети, — сказала она. — Вы обратили внимание на детей?

— Да, — сказал я, обрадованный тем, что она напомнила мне о детях. — Вы правы, дети в универмаге, — это действительно самое прекрасное. Нужно бы все универмаги вообще оставить только детям. Праздник начинается с порога, и, как на всяком празднике, они смеются, капризничают, трусят и плачут. Один отдел игрушек чего стоит. Вот где блаженство. Если бы ребенок мог иметь представление о рае, он бы вообразил себе отдел игрушек.

— Или буфет.

— Да, буфет на верхнем этаже, — сказал я. — Хотя там, наверху, у меня часто возникает желание вылить сливки через парапет прямо в атриум.

— Вот эта кондитерская, — сказала она и остановилась. — Хотите познакомиться с моим братом?

Двери кондитерской пребывали в постоянном движении из-за входивших и выходивших посетителей. Мы вошли.

Ее брат уже ждал за маленьким столиком с двумя свободными стульями, в дальнем углу зала. Он сидел спиной к стене, так что увидел нас сразу. Они поздоровались, не привлекая к себе внимания: короткий взмах руки, кивок головой, привет. Мы обменялись рукопожатием. Это был высокий худой парень, старше сестры, даже внешне, с непроницаемым выражением лица. Он держался прямо и носил усики на верхней губе. Когда мы здоровались, лицо его оставалось бесстрастным. Мы сели и сделали заказ. Компания за столом получилась молчаливая и не слишком веселая. В основном говорила она, долго распространяясь о ссоре в отделе и моем участии в ее разрешении. Он ограничился несколькими блеклыми возгласами вроде «так-так» и «ага!». У меня сложилось впечатление, что эта история наводила на него скуку. Мое присутствие, без сомнения, ему мешало. Пока мы ели, он пару раз посмотрел на меня испытующе, я перехватил его взгляд, и он ответил мне взглядом в упор. Я пожалел, что пришел сюда. Но он и за сестрой наблюдал таким же образом. А она, видимо, к этому привыкла.

Мы быстро закончили трапезу, что должно было послужить мне предостережением. Не следует общаться с людьми, которые гасят хорошее настроение за столом и сидят на своем стуле, как в кресле у зубного врача.

— Прошу прощения, что покидаю вас, — заявил он, как только мы оказались на улице. И, обращаясь к сестре, пояснил: — Ты знаешь, у меня важная встреча.