Читать книгу "Кошки в доме - Дорин Тови"

На этот раз я спасла его с удачно подвернувшейся ограды, на которой он отлично изображал Затравленного Оленя, а рога коровы находились всего в дюйме от его трепещущего темного носа. А вот когда он напугал крохотного ягненка, ему повезло меньше. Спасения ему пришлось искать в живой изгороди на крутом обрыве над лесом, и к тому времени, когда он до нее добрался, мамаша ягненка была уже так близко, что он ринулся сквозь изгородь, не глядя, что его ожидает впереди. Пока я устало пробиралась по лесу в ответ на его призыв о помощи, он внезапно возник на краю обрыва, прыгнул в никуда и бесславно плюхнулся в жидкую грязь.

Но и это его ничему не научило. На следующий же день я увидела, как он в том же лесу выслеживает маленького котенка в собственной неподражаемой манере – деловито прячась за каждой травинкой, а голое пространство переползая на брюхе. Я не стала вмешиваться – его темная морда светилась таким энтузиазмом, его глаза горели таким вдохновенным огнем! И я подумала, что уж котенок-то ему ничем не угрожает.

Но ошиблась. Несколько минут спустя послышался вулканический взрыв, оглушительно затрещали ветки, наступила тишина, которую прервал такой знакомый вопль о помощи. Пробираясь украдкой по лесу, Соломон, видимо, столкнулся со своим старым врагом – котом с фермы, который занимался охотой на мышей. Судя по тому, как кот промелькнул мимо меня, когда я кинулась в лес, их встреча напугала его не меньше, чем Соломона. И действительно, выяснилось, что Колумб орал по другой причине. Просто когда он укрылся на дереве, котенок последовал его примеру и полез на то же дерево. И вот Соломон отчаянно цеплялся за ствол на высоте шести футов, а котенок, который никак не мог его обогнуть, остановился у него прямо под хвостом. И Соломон во всей славе его, великолепный внушительный сиам, вопиял, потому что котенок, величиной с блоху, не давал ему спуститься.

После этого Соломон некоторое время старался держаться от леса подальше и завел манеру сидеть на садовой ограде, а когда мы его спрашивали, почему он не отправился в очередную исследовательскую экспедицию, делал вид, будто Поджидает Приятеля. К сожалению, в результате он заинтересовался лошадьми.

К сожалению – ибо стоило Соломону чем-либо заинтересоваться, как он устремлялся к любопытной новинке. К сожалению – ибо очень скоро директриса местной школы верховой езды позвонила мне и попросила держать его дома, когда ее подопечные проезжают мимо. «Он пугает лошадей, – сказала она. – Маленькая Патриция уже дважды падала в крапиву, и ее матери это очень не нравится».

Мы негодующе возразили, что лошади кошек не пугаются. «А вот вашей пугаются, – возразила она. – Соломон, – сказала она, – затаивался в траве, пока первая лошадь не проходила мимо, а тогда выскакивал на дорогу и начинал гарцевать следом за ней. Ну, словно передразнивая ее, – добавила директриса, хотя, разумеется, это нелепо. – Первая лошадь вела себя спокойно, но с остальными (тут мы признали ее правоту) приключилась настоящая истерика».

Пришлось позаботиться, чтобы с этих пор Соломон, когда подопечные директрисы проезжали мимо, изображал коня на подоконнике в прихожей. Заблаговременно узнать об их приближении было несложно – гремели копыта, сыпались указания наездника следить за коленями, смотреть на свои локти, и шум стоял, по словам старика Адамса, что от стада взбесившихся слонов. К несчастью, одинокий всадник таким образом о себе не сигналил, так что порой нам не удавалось перехватить нашего новоявленного победителя Дерби, и он, гарцуя, следовал за своим очередным идолом. Частенько мы догадывались, что кто-то проехал мимо верхом, только обнаружив, что Соломон исчез из дома. Борясь с этим увлечением, мы пускали в ход всевозможные средства, кроме клетки. Даже завели золотых рыбок, раз уж его влекло все, что двигалось, и поставили аквариум в гостиную специально для него.

Сначала Шебу и Соломона рыбки обворожили. Они уселись перед аквариумом и точно так, как пара любителей тенниса следят за мячиком, следили, как рыбки, помахивая хвостиками, скользят в воде. Но затем Соломон убедился, что до них не доберешься ни сквозь стенку, ни через верх аквариума, а они и не думают бояться его, и, утратив к ним всякий интерес, бесшумно улизнул из комнаты. Чарльз, всецело поглощенный рыбками, не заметил ни его исчезновения, ни всадника в охотничьем костюме на дороге. А я была на кухне и про последнюю эскападу узнала, когда затрезвонил телефон и фермер с другого конца долины сказал, что не знает, знаю ли я, да только наш черномордый кот сию минуту пробежал мимо следом за охотником. И резво так – ну прямо арабский скакун, да только у лошади на хвосте красная лента, и, значит, она лягается…

Не знаю, что он намеревался сказать еще, – я выронила трубку и припустила во весь дух. Когда я их нагнала, Соломон по-прежнему без ведома всадника упрямо следовал за ним в непосредственной близости от пары зловещего вида копыт. Охотник с восхищением оглянулся, когда я подхватила Соломона на руки. «Ну и бесенок, – сказал он, – сколько пробежал! Да ему бы лошадью родиться!»

Он, естественно, никогда прежде не видел ни Соломона, ни меня и словно бы растерялся, когда, крепко держа Большеухого за шкирку, я сказала, что вот из-за какой-нибудь такой похвалы вся эта лошадиная история и началась.

Глава четырнадцатая ВЕЛИКАЯ ЗАГАДКА ФАЗАНА

Прежде наш сад был истинным раем для натуралистов. В нашей трубе гнездились галки. В течение брачного сезона мы должны были просыпаться с рассветом – сначала пробуждались родители и заводили разговор между собой, а потом, отделенные от наших ушей лишь на толщину кирпича, принимались шипеть четверо-пятеро птенцов, требуя завтрака. Но, как говорил Чарльз, что это было в сравнении со зрелищем черного хвоста, доверчиво торчащего из нашей трубы, пока владелец этого хвоста кормил внутри своих детишек?

Дрозды, ничтоже сумняшеся, дробили улиток на нашей дорожке, стуча точно кузнецы и придавая ей вид прилавка устричной. Их родичи, когда мы пили чай на лужайке, присоединялись к нам и вытаскивали из земли дождевых червей, словно красно-бурые резинки, полностью отбивая аппетит у наших гостей. А однажды – в доказательство того, как Мать-Природа полагается на нас, сказала моя бабушка, – у нашего порога поселился кукушонок. Каждое утро, открывая дверь, я видела его на веранде, припавшего к полу рядом с молочной бутылкой. Почему именно рядом с ней, мы так и не узнали. Разве что ему было тоскливо одному и он принимал бутылку за другую кукушку. Добраться до молока кукушонок не пытался, а едва я забирала бутылку в дом, он, подскакивая и хлопая крылышками, перебирался на кучу камней за домом и пристально следил в окно, чем мы занимаемся на кухне.

Он не отводил от нас взгляда, даже когда его кормила унылого вида овсянка, которой вскоре уже приходилось повисать в воздухе, чтобы бросить корм в широко разинутый огромный клюв. Мы жутко обрадовались, когда он вырос и улетел в Африку. Моя бабушка, глубоко огорченная тем, что мы не позволили ей вырастить его у себя (он напоминал ей Гладстона, заявила она, а тете Луизе не составило бы труда его кормить), сказала, что мы не достойны доверия невинных маленьких созданий. На что Чарльз послал невинные маленькие создания ко всем чертям – проклятущая тварь своей вечной слежкой довела его до того, что, выходя из дома, он ожидал ощутить у себя на плече тяжелую руку инспектора из Скотленд-Ярда.