Читать книгу "Жаркая луна - Мемпо Джардинелли"

— Старушка, если тебе скажут, будто я устроил погром, не сомневайся — это на самом деле был я. О’кей?

— Ты о чем?

— Да так, мама, глупости. Запомни, пожалуйста, погромщиком был я.

Грис ожидала меня в машине, спокойно покуривая и впервые не опасаясь, что нас увидят вместе или заподозрят в ней неверную супругу. Следует отметить, в Ресистенсии подобное поведение непременно расценивается как греховное, в особенности когда речь идет о поступках замужней женщины. Само официальное название городка — Сан-Фернандо-де-Ресистенсия[13]— напоминает об индейцах, которые в течение нескольких столетий не давали здесь колонизаторам покоя. Поэтому городок возник лишь в конце девятнадцатого века и с тех пор основательно дискредитировал святого. Я же говорю, Ресистенсия — это Пейтон-Плейс, Чертов Котел, — североамериканский городок, ошибочно попавший на аргентинскую землю.

Мы отправились в компанию по торговле недвижимостью, и я забрал деньги из сейфа. Прежде чем защелкнуть портфель, я подумал, что он будто из кинофильма: марка «Самсонит», равновеликие створки и обе забиты пачками стодолларовых купюр. Прелесть. Картина, достойная Переса Селиса, настоящий «Квитка». Я покинул контору смеясь, и мы поехали на площадь 25 мая.

Сделав целый круг, я остановился у банка «Рио» и снял максимальную сумму, которую выдал банкомат, — тысячу песо. На другой стороне площади так же обошелся с Бостонским банком, банком «Лаворо» и Национальным банком. В каждом из них я снимал сколько можно и не только по дебитным карточкам, но и по кредитным. Это было что-то вроде чистки собственных карманов. Не знаю, занимались ли вы когда-нибудь подобной операцией; если нет, поверьте — это действует возбуждающе. В итоге мне удалось собрать несколько тысяч песо. В то время денег у меня было много, и я числился на хорошем счету у городских кредиторов.

Когда я вернулся в машину, Грисельда слегка нервничала.

— Собираешься бросить меня одну на всю ночь?

— Успокойся, Грис. Нам понадобятся эти деньги.

— Для чего? Куда мы поедем?

— Не знаю, но деньга наверняка понадобятся. Если ты при деньгах, то всегда знаешь, что делать и куда ехать. Так что не выступай.

Однако мне сразу стало не по себе, я дал газу и чуть не столкнулся с красной машиной. Это была спортивная «мазда», имитация восточного варианта «феррари». Такие модели обожают нувориши, и в первую очередь их сыновья. За рулем сидел чванливый блондин, рядом — худосочная девица с признаками анорексии[14]на лице. Мерзавец сделал очень выразительный жест рукой. И… Как бы вам получше объяснить? Клянусь, в другой ситуации я не обратил бы на болвана никакого внимания, но тот день был совершенно особенный. Я оскорбился и послал подонка в то место у проститутки, откуда он вышел на свет. Громко и отчетливо.

И тип свалял дурака. Он лихо затормозил, явно выпендриваясь перед своей доходягой, мол, гляди, какой я мужик, самый настоящий мужик из всех настоящих мужиков Ресистенсии.

Он подошел к нам, выпятив грудь, всячески обзывая меня, и попытался открыть дверцу, чтобы вытащить меня из машины.

Незачем было показывать ему револьвер. Он и глазом не успел моргнуть, как я врезал ему в этот глаз. Блондин покачнулся и рухнул на асфальт, как детский волчок, у которого кончился завод.

Я медленно проехал мимо «мазды». Голова девицы тряслась в ритме песенки, летевшей из приемника. Я одарил бедняжку наиобаятельнейшей улыбкой.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Грисельда неотрывно смотрела на меня, словно переоценивала. Взгляд выражал страх и легкое изумление с изрядной долей любопытства, почти удовольствия. Я был на редкость отвратительным типом — идеальным сообщником плохой девочки, какой она в данный момент являлась.

Вы спросите, почему мы это делали, чего добивались. Клянусь вам, не имею понятия. Истинная правда. Нас просто повело, закружило. Мы убивали, и это нас завораживало. В убийстве есть притягательность, теперь я знаю. Стоит только начать. И дело отнюдь не в том, что я не соображал, что творю. Послушайте, я прекрасно осознавал значение своих поступков. Нет, было совсем другое — что-то вроде галлюцинации или самолюбования. Я действовал быстро и понимал, на что способен. Жизнь неслась с бешеной скоростью, как фильм Чарли Чаплина, где на одну секунду приходится меньше кадров, чем полагается, и возникает иллюзия, будто герой постоянно торопится.

Думая обо всем этом, я, не посоветовавшись с Грисельдой, направил машину к шоссе номер 11, ведущее на Санта-Фе. Грисельда спросила меня, не едем ли мы в «Эль-Монито», и я ответил утвердительно. «Эль-Монито» — популярный мотель в окрестностях Ресистенсии. Здесь, как и в мотелях «Кадена-де-Оро» и «О’кей», лилась рекой сперма и раздавались сладострастные завывания нескольких поколений обитателей и обитательниц Чако. Мы, естественно, тоже заезжали в «Эль-Монито», хотя из-за необходимости держать наши отношения в тайне предпочитали встречаться в квартире на проспекте Альберти в центре городка. Я снял ее в стоквартирном доме, вмещавшем, кроме жилых площадей, какие-то конторы, и использовал, чтобы поспать во время сиесты или посмотреть телевизор одному, в спокойной обстановке. У Грисельды был свой ключ, и она разработала систему: во-первых, являлась на свидание либо на полчаса раньше меня, либо на полчаса позже; во-вторых, не поднималась на мой, восьмой, этаж, а выходила из лифта либо этажом ниже, либо этажом выше и дальше пользовалась лестницей. Ухищрения имели целью ввести в заблуждение портье и соседей.

Однако время от времени ей нравилось посещать мотель. В номере было большое зеркало, и она развлекалась тем, что, глядя в него, наблюдала как бы со стороны за нашей любовью. Ее возбуждало положение тел, заметив момент собственного оргазма, она прямо-таки обмирала от счастья.

Я снял номер на всю ночь подальше от шоссе. Издалека доносилась музыка, торжественно-медленные звуки.

— Зачем мы здесь? — спросила Грисельда. — Не лучше ли уехать от городка подальше? Или ты думаешь, в мотеле нас не найдут?

— Я пока ни о чем не думаю.

И закрыв дверь, я обнял ее, поцеловал, взял обеими руками за мягкое место. У Грис была, и сейчас есть, самая красивая в мире попка, твердая, как у профессиональной гимнастки, что-то невероятное. Кроме того, у нее превосходно очерчена спина, а шея и плечи кажутся воплощением лукавства. Когда я обнимаю ее таким образом, ну словно поднимаю ящик с бутылками самого вкусного вина, когда начинаю целовать ей плечи и чувствовать, как ее бюст касается моей груди, я знаю: в конце концов мы завалимся в кровать. Иногда я клал ее на стол или прислонял к стене, но в любом случае я входил. И часто мы мерились силами, как быки, толкали друг друга наподобие тракторов, но тракторов с глушителями, потому что должны были подавлять спорадические вскрикивания.