Читать книгу "Индиговый ученик. Книга 2 - Вера Петрук"

Сразу за статуями Хранителей начинались шелковичные поля-фермы, где работали нарзиды, и Регарди решил, что большая часть непонятных звуков, которые он слышал, исходила от них. О полях ему рассказал Абир:

– За хороший кусок шелка балидетский купец может родную маму продать на рабские рудники. Каждый сикелийский город славится своим, неповторимым видом шелка, и свои тайны тщательно охраняет. Самый ценный шелк производят в Муссаворате, соляном городе. Его называют «текущей водой». Никто не знает, как они его делают, но, говорят, пряжа этой ткани во много раз тоньше человеческого волоса. Но и стоит она порядочно. Муссаворатцы продают ее только жрецам Омара в обмен на белое золото. Купцы Балидета не один век кипятком писают, чтобы достать секрет изготовления ткани. И шпионов подсылают, и златые горы обещают, да все без толку. Кстати, у них тоже есть чем похвастаться. На этих полях выращивают особый вид куколок шелкопряда, который был завезен из Шибана и скрещен с местными личинками. Балидетский шелк высоко ценится у нас, в Согдарии. Северные наместники скупают его большими партиями, потому что греет он порой лучше, чем овчина. Колонии шелкопрядов хорошо охраняются, а за попытку вывести хотя бы одну личинку за пределы города, тебе, не задумываясь, отрубят голову.

Арлинг мало что понял из речи Абира, кроме того, что от шелковичных полей стоило держаться подальше.

Въезд в город он бессовестно проспал. После времени, проведенного в обозе, Регарди так полюбил верблюжье седло, что даже научился в нем дремать. Проснулся он от того, что Нуф бесцеремонно толкал его в бок. Балидет подступил со всех сторон, и теперь ему оставалось только склонить голову перед местом, где должно было произойти чудо.

Жемчужина Мианэ поражала своим спокойствием. Балидет гудел и разговаривал, но это был особый язык, совсем не похожий на бестолковый гомон портового города. Лишенный шума и суеты, он казался ленивой гадюкой, пригревшейся на солнце. И пах он иначе. Если от Самрии разило перцем и потом докеров, то над улицами Балидета витали ароматы цветов и изысканных пряностей. Неприятных запахов он не замечал – ему хотелось сделать этот город особенным.

– Что это за звук? – спросил он юнгу, пока Абир торговался с купцами. Дядя хотел получить за охрану каравана пару верблюдов, но, похоже, торговые люди считали сделку законченной.

– Ничего не слышу, – проворчал Нуф.

– Будто масло скворчит, – попытался объяснить Арлинг. Звуки, которым он не мог найти объяснение, заставляли его нервничать. – То утихает, то с новой силой разгорается. Вот сейчас, слышишь? Где-то совсем рядом, причем с разных сторон.

– Фонтаны, что ли? – фыркнул юнга, и, схватив его за руку, пошел за Абиром. – В Балидете трудно найти чистую воду, чтобы напоить скотину, зато здесь много фонтанов. Кстати, пить из них нельзя, вся вода освещена и принадлежит какому-то там богу. Просто запомни это, и неприятностей не будет.

– А куда мы идем? – спросил Арлинг, пытаясь докричаться до дяди, который шел впереди. – Снова убегаем от стражи?

Ему казалось, что они покинули караванщиков слишком быстро. Он даже не успел попрощаться с Азизом и теми немногими кучеярами, с которыми успел завести знакомство. Впрочем, возможно, таковы были местные правила – в дороге все друзья, а в конце пути каждый сам по себе.

– Нет, – откликнулся Абир. – Глава Купеческой Гильдии Балидета мой хороший знакомый. Он не то, что эти самрийские кобры. Думаю, нам окажут достойный прием. А спешим только потому, что мне сообщили одну неприятную новость. Иман на днях собирался покинуть город. Было бы обидно проделать такой путь, его не застав. Поэтому сначала к нему, а потом завалим в гостиницу и отдохнем по-королевски.

Арлинга охватило неожиданное волнение. В последнее время он совсем не думал о конечной цели их путешествия. Голова была забита всепроникающим песком, горячим ветром, упрямым верблюдом, плохой едой и собственным грязным телом. И еще водой. В дороге он всегда думал о воде, представляя ее то в большом, исходящем холодной испариной глиняном сосуде, то в хрустальном бокале с драгоценной инкрустацией, то в заводи на мельнице Мастаршильда… А ведь путь был проделан только ради одного – обрести зрение. Он должен был думать об этом каждый день, но почему-то вспомнил только сейчас. И вспомнил так, что желание прозреть обрушилось на него с такой силой, что ему захотелось сунуть голову в петлю от безысходности. В дядином плане было столько дыр, что через них можно было пропустить все воды Тихого моря. А если им откажут? А если средство не поможет? А если иман уехал? Тысячи других «если» бурлили в голове, не позволяя обрести спокойствие духа.

Вцепившись в руку Нуфа, Арлинг запретил себе думать о встрече с иманом, но тут Абир произнес:

– Вот и пришли.

Регарди был готов поклясться, что голос у дяди дрожал. Похоже, он волновался не меньше его. Это было плохо. Хоть кто-то из них должен был оставаться спокойным.

Они стояли на пыльной улице, даже не мощеной камнем. Во всяком случае, на центр города это похоже не было, да и фонтанов он уже не слышал. В воздухе клубами висела пыль, но иногда до него долетали запахи цветов. Наверное, где-то были разбиты клумбы, а может, цвело какое-то дерево.

Арлинг прислушался. Звуки говорили больше. Приглушенно, словно из-за забора, раздавались едва слышные удары, крики, треск и звон – будто толпа дикарей колошматила друг друга палками. Еще лаяли псы. Судя по оглушительному вою, их было немало, и находились они совсем близко – возможно, сразу за воротами. Аромат цветов периодически перебивался волнами зловония, которое могло исходить только от большого скопления животных. Казалось, что за забором находилась псарня или скотный двор, а вовсе не жилой дом.

Из разнообразных шумов выделился свист, на смену которому пришел скрип открываемых ворот. Судя по звуку, это были очень массивные двери, и Регарди с трудом сдержался, чтобы их не потрогать.

От елейной речи Абира, которой дядя приветствовал человека, вышедшего их встречать, у него едва не свело скулы. Впрочем, у кучеяров это считалось простой вежливостью, потому что привратник, открывший им двери, ответил так же витиевато и запутанно.

Им повезло. Иман собирался уезжать на следующий день, но радоваться было рано. Кубок вина с журависом помнился хорошо.

Нуфу с пиратами пришлось ждать снаружи. В дом пустили только Абира и Арлинга, которого дядя представил предметом разговора с иманом. Когда ворота с грохотом захлопнулись за спиной, у Регарди промелькнула трусливая мысль, а не совершил ли он ошибку, согласившись на авантюру с мистиком. Но отступать было некуда, а ладонь дяди мягко, но настойчиво подтолкнула его вперед.

Выдохнув, Арлинг решительно переступил порог. Будь, что будет. Он был готов ко всему. И к разочарованию тоже.

– Какой большой дом, – прошептал Регарди, шагая по шуршащим дорожкам. Он не смог определить, чем они были усыпаны – песком или гравием, но идти по ним было легко.

– Это не дом, а школа, – почему-то тоже шепотом ответил Абир, – потом объясню. Забыл предупредить. Ты лучше помалкивай, разговаривать буду я. И помни, в чудо надо верить, иначе не сработает.