Читать книгу "Политические тайны Второй мировой - Виктор Устинов"

Но Гитлера больше беспокоила Франция, чем Советский Союз, и он сначала решил разделаться с этой страной, к которой он питал откровенную ненависть, вынесенную еще с полей Первой мировой войны. Гитлер не решился нападать на Советский Союз до разгрома западных держав. Он говорил в узком кругу своих приближенных: «Советская Россия — большой кусок Им можно и подавиться»[122]. Уже после успешной польской военной кампании 23 ноября 1939 г. состоялось совещание Гитлера с главнокомандующими отдельных родов войск, на котором он заявил: «Я долго сомневался, не начать ли мне нападение на Восток, а затем уже на Запад… Вынужденно получилось так, что Восток на ближайшее время выпал… У нас имеется договор с Россией. Однако договоры соблюдаются лишь до тех пор, пока… они выгодны».[123]

Все политические деятели Европы знали, что основным объектом завоевательной политики фашистская Германия объявила Советский Союз. Уничтожение Советской России и овладение территориями на Востоке было вожделенной мечтой гитлеровского режима. Но решение этой проблемы зависело от того, как отнесутся Франции и Англии к восточной политике Германии. Можно ли было ожидать, что, например, Франция предоставит Германии полную свободу действий на Востоке? Гитлер отвечал на это отрицательно. Он был убежден, что Россия и Франция имеют взаимные интересы, находятся в «одной лодке» перед лицом германской агрессии, что французские правящие круги никогда не потерпят гегемонии Германии в Европе.[124]

В лучшем случае можно было надеяться на то, что французское правительство будет терпимо относиться к продвижению германской экспансии на Восток, но лишь до известного предела, ожидая, когда Германия израсходует свои силы в борьбе против Советского Союза. Германские нацистские круги не видели никаких шансов на успех в вооруженной борьбе с Советским Союзом, пока в тылу Германии, на ее западных границах, находилась французская армия. Для них путь на Восток лежал через Францию. «Будущая цель нашей внешней политики, — писал Гитлер, — …восточная политика, направленная на приобретение необходимых земель для нашего немецкого народа. Но поскольку для этого нужны силы, а смертельный враг нашего народа — Франция неумолимо душит нас и отнимает эти силы, мы должны взять на себя любые жертвы, которые смогут привести к уничтожению всякого стремления Франции к гегемонии в Европе».[125]

Что касается Англии, то подход к разрешению германо-английских противоречий с течением времени претерпевал существенные изменения. С середины 20-х годов германские фашисты считали возможным найти общий язык с Англией на почве размежевания сфер интересов и тем самым удержать ее вне войны на континенте. Достижение союза с Англией, по идее Гитлера, привело бы к распаду антигитлеровской коалиции и позволило бы Германии успешно вести войну и «рассчитаться» с ее смертельным врагом — Францией. После 1933 года высшее военно-политическое руководство фашистской Германии существенно пересмотрело эти взгляды. Ход политических событий показал, что английские правящие круги никогда не откажутся от своей традиционной политики поддержания равновесия сил в Европе и недопущения гегемонии какой-либо одной державы на континенте. Лондон сразу дал недвусмысленно понять германскому правительству, что тысячелетние устои внешней политики Англии не подлежат пересмотру, и они их будут защищать силой.

Стало совершенно очевидно, что экспансия гитлеровской Германии в Европе неизбежно приведет к военному конфликту с Англией и на совещании высшего командного состава 23 мая 1939 года Гитлер определил свои цели: «Необходимо готовиться к борьбе. Англия видит в нашем развитии опасность возникновения господствующей державы, которая подорвет ее могущество. Поэтому Англия — наш враг, и борьба с ней будет не на жизнь, а на смерть». Здесь ж, на совещании, Гитлер определил и последовательность выполнения своей завоевательной политики: «Союз Франции, Англии и России против Германии, Италии и Японии потребует сначала напасть на Англию и Францию, нанеся им быстрые уничтожающие удары»[126]. Объективные условия, по мнению фашистского руководства, не позволяли Германии начинать борьбу против главных противников с нападения на Советский Союз. В войне на Востоке фактор пространства действовал против фактора времени.

Немалую роль для выбора удара по Франции сыграл и тот факт, что на западе Германии располагался один из ее ведущих промышленных районов — Рурская область, с потерей которого серьезно нарушалась бесперебойная работа промышленных предприятий других регионов станы, и это вело к подрыву военной экономики и всей мощи вермахта. В одной из своих директив Гитлер писал, что «…поскольку эта слабость известна Англии и Франции также хорошо, как и нам, англо-французское руководство, если оно захочет уничтожить Германию, попытается любой ценой добиться этой цели».[127]

Стратегические основы предстоящей военной кампании против Франции и Англии были изложены Гитлером 9 октября 1939 года в его «Памятной записке и руководящих указаниях о ведении войны на Западе». Цель этой кампании заключалась в «окончательном военном сокрушении Запада, то есть, в уничтожении сил и способностей западных держав воспрепятствовать еще раз государственной консолидации и дальнейшему развитию немецкого народа в Европе».[128]

Париж и Лондон в течение восьми месяцев ведения «странной» войны ничего не предпринимали, чтобы обезвредить Италию, чего можно было достичь, предложив ей выбор между угрозой вторжения на ее территорию с одновременной блокадой с моря и рядом уступок за ее нейтралитет. Перед Первой мировой войной такая угроза со стороны Франции и Англии заставила итальянское правительство придерживаться нейтралитета и заявить германскому послу, «что война, начатая Австро-Венгрией… носит агрессивный характер, который не соответствует оборонительному характеру Тройственного союза, и Италия не может участвовать в этой войне»[129]. Надо сказать, что влиятельные круги во Франции и Англии «усматривали врага скорее в Сталине, чем в Гитлере. Они были больше озабочены тем, как нанести удар России».[130]

Значительно ухудшилось по сравнению с Первой мировой войной общее политическое и стратегическое положение Англии и Франции на Европейском континенте. Не было русского Восточного фронта, который во время Первой мировой войны отвлекал значительную часть армий противника. Своей политикой попустительства агрессору и сговора с ним, Англия и Франция избавили Германию от опасности одновременной войны на два фронта и тем облегчили гитлеровцам осуществление их агрессивных замыслов. Система французских союзов в Европе также оказалась разрушенной; преданные Англией и Францией Чехословакия и Польша утратили свою независимость и попали под иго фашистских захватчиков. Румыния фактически впряглась в колесницу фашистской «оси». Югославия и Греция были слишком слабы, чтобы оказать какую-либо помощь Франции и Англии. Они старались изо всех сил сохранить своей нейтралитет и больше всего опасались дать Германии или Италии повод для нападения на них. Во французском тылу находилась враждебная франкистская Испания, и никто не мог заранее предсказать, как поведет себя испанский диктатор Франко. Правительства Бельгии и Голландии хотя и давали публичные заявления, что они не возражают против вступления в военный союз с Францией и Англией, тем не менее, опасались официально это подтвердить обоюдными соглашениями. Во-первых, события предвоенных лет убедили их в том, что Англия и Франция склонны к сговору с фашистскими державами, что их обещания помощи малым странам остаются лишь на бумаге, а когда дело доходит до выполнения этих обещаний, то гарантированные государства оказываются наедине с хорошо вооруженными и во много раз превосходящим их по силам фашистскими агрессорами. Судьбы Эфиопии, Австрии, Чехословакии и Польши были достаточно наглядными для них примерами. Во-вторых, они опасались, что даже если они войдут в соответствующие секретные соглашения с Францией и Англией, то это немедленно станет известно Германии и явится поводом для нападения на них. Таким образом, Англия и Франция перед нападением фашистской Германии в значительной степени находились в состоянии политической изоляции на Европейском континенте.