Читать книгу "Прощанье с Родиной (сборник) - Евгений Анатольевич Попов"

прозе», которая будет интересна всем, кто умеет читать книги и считать деньги. Трогательная история некого мистера Эбинизера Скруджа, хищного пассионария из лондонского Сити, который ради карьеры пожертвовал семьей, друзьями, простым человеческим счастьем, — это и притча, и фантастика, и до боли реалистичный рассказ о том, как хороший в общем-то человек превращается…

Википедия

Увертюра

Начнем с того, что один писатель — не станем уточнять, кто: я, писатель Попов Е.А., или знаменитый персонаж многих других моих рассказов, тоже писатель, но по фамилии Гдов, а скорей всего мы оба — получили заказ сочинить что-нибудь такое современненькое по мотивам Диккенса, еще одного писателя. Издатель ли выступил инициатором такой здравой идеи или жизнь подсказала всем нам сугубую креативность гуманистических сюжетов вечно живого Диккенса — опять же не станем уточнять, не важно это. А что вообще важно в этой нашей дивной и расхристанной современной жизни?

Куплет первый. «Возьмемся за руки, друзья!»

А важно, что жил-был в столичном Кремле один Правитель одной таинственной страны, которая некогда являлась империей от моря до моря, а потом немножко скукожилась за счет Прибалтики и Средней Азии, как использованный презерватив. Но все равно выглядела настолько солидной, что ее даже приняли единогласно в ВТО, хотя по-прежнему слегка побаивались. Потому что вечно в ней что-то случалось: то революция, то перестройка, то террор, то беспредел, то в космос собаку запустят, а вслед за ней человека, то какой-нибудь остров-полуостров себе обратно цап-царапнут. Ну, а как ее было не принять в ВТО? Страна богатая, столетиями ее разворовывали и разворовать до конца так и не смогли, еще много чего в ней оставалось, что плохо иль хорошо лежит, что и на Западе, и на Востоке, и на Севере, и на Юге сгодится.

Кстати, во избежание всем понятных недоразумений сразу же заявляем, что страна это была вовсе не Российская Федерация, а совсем другая, выдуманная мной и Гдовым страна. Поэтому любое ваше умозаключение о сходстве этой существующей лишь на плоской бумаге страны с великой и рельефной Россией является клеветническим, давайте договоримся об этом на берегу, а не в Басманном, Мещанском или Хамовническом судах. Чисто случайным является также и совпадение некоторых жизненных реалий отдельных персонажей этого текста с фактами биографии некоторых наших отечественных пассионариев, особенно если эти энергичные люди имеют возможность засадить в тюрягу кого, насколько и за что хочешь — хоть за покражу нефти у самого себя, хоть за пение в неположенном месте, хоть за шпионаж в пользу Китая и выдачу этой некогда братской стране секретных данных, рассекреченных еще при царе Горохе.

Характерно, что и фамилия у этого Правителя тоже была, как у царя Гороха, какая-то нерусская. Скруджев была его фамилия, хотя звали его, как и нашего президента В.В. Путина, Владимиром. А отчества у него не было, в этой стране отчества ни у кого нет, а то бы мы и отчество назвали, нам с Гдовым бояться нечего, потому что в Российской Федерации, где мы оба живем, после десятилетий гнета советского тоталитаризма теперь вот уж двадцать с лишним лет свобода без берегов, как у буржуазного ученого, ревизиониста Роже Гароди, и зазря у нас никого не сажают. А если кто нефть у самого себя украл, продал в Азию несуществующие секреты или неправильно девушки пели в церковном хоре, то он сам во многом виноват. Ибо забыл простой, вечный российский постулат: жизнь — игра, ближний не спрятался, дальний не виноват.

Так вот, этот самый Скруджев, который жил в Кремле и числился Правителем таинственной страны, был, по мнению многих своих подданных, ужаснейший козел. Умел, умел Володька выжимать соки, рвать жилы, крутить, крутиться, гнобить кого ни попадя в целях осознанной всеми нами необходимости процветания родной сторонушки. Умел и умен был Владимир Скруджев! И не человек это был, а, можно сказать, демиург с холодными руками и горящим, как березовый костер, сердцем, из которого еще никому не удавалось выгрести хотя бы самый малый уголек сострадания. Скрытый, замкнутый, одинокий, как говорится в народе, «себе на уме», он был знаменит своим отрицательным обаянием, и его кривая ухмылка не одну политиканствующую дуру или соответствующего дурака бросала к ногам его пьедестала. Придя во власть довольно молодым, в малиновом пиджаке и гэдээровских полуботинках, он с годами заматерел, окуклился, и душевный холод вкупе со временем сильно приморозил скопческие черты лица его. И даже выбритый кремлевскими брадобреями его сексапильный подбородок, реденькие волосики и кучковатые бровки, казалось, заиндевели от отрицательных температур Володькиной экзистенции.

Даже тепло улыбаясь, он всюду распространял вокруг себя леденящую эту атмосферу, которая превалировала и над Кремлем, и над всей страной даже в летний зной, что, кстати, может быть даже и полезно было этой стране, согласно учению русского философа-реакционера Константина Леонтьева, который предлагал любое гниющее пространство, например российское XIX века, подморозить, да только его никто не послушал.

И зря. Нахлебались уже, сукины дети, не послушавшие Константина Леонтьева, нахлебаетесь и еще!

Впрочем, Владимиру Скруджеву ни мороз был не страшен, ни жара. Скруджева вся эта суета, all that Jass[2] ни грамма не колыхали. Никакое тепло его не могло до конца обогреть, никакой холод окончательно заморозить. Потому что он всего себя отдал Родине и в гробу бы он видал все эти атмосферные телячьи нежности, он их манал, как выражалась уличная шпана в его детстве, которое он провел среди народа да там и остался! С детства не чуждый физкультуре и спорту, он вполне бы мог неплохо сыграть при случае роль супермена в каком-нибудь хорошо костюмированном фильме, но его ждала другая роль — пасти человеков. К тому же он не очень нуждался в деньгах, у него их, на чем сходились и друзья его, и враги, было много. Очень много. Не то что у всяких там коммунистов, которые некогда правили СССР, а деньги считать не умели. Отчего и случилось то, что случилось.

Увы, но Скруджев, как и всякий другой великий человек, был одинок. Шли годы, и ведь никто и никогда не останавливал его на улице радостным возгласом: «Да это ты, что ль, Вовка, глазам своим не верю, в рот меня… How are you?[3] Дернем по соточке?»

Более того, вся страна его боялась. Ни один нищий не смел протянуть ему руку за подаянием. Ни один ребенок не решался спросить у него сигарету. Ни разу в жизни ни