Читать книгу "Прощанье с Родиной (сборник) - Евгений Анатольевич Попов"

остроумнейших изобретений, которые могли бы принести пользу родине, если бы она в них действительно нуждалась. Живой пока, слава богу!.. Сонечку вот только жалко, постарела совсем от горя…

— Руки прими!..

— А в чем дело, Сережа дорогой? Кто нам тут мешает новоселию? — прекратили на этот грозный крик пляску среди кухонных водяных луж какие-то мордастые молодые люди, высовывая с кухни 4,1 квадратных метра свои синие морды.

Сонечка побледнела, с надеждой глядя на Рамбургера. Тот решился напрячь мускулы. Лишь Н.Н. Фетисов был тверд.

— Не сметь! — взвизгнул он, отступая. — Жилищный фонд в нетрезвом виде заливаете! Знаете, что за это бывает? За это все бывает!

— Нет, старый деда, нет, что ты! — взволновались молодые люди, высыпая вместе с Епревым на площадку. — Как мы можем, когда сами, будучи специалистами, кого заливать? Ты — выше ищи, да мы с тобой и сами пойдем за компанию, чтоб, если кому надо, хлебало начистить.

— Ну вот — то-то. Это другой разговор, — сказал остывающий Н.Н. Фетисов.

И вот уже все вместе, всем слаженным, дружным коллективом они стали сильно ломиться в квартиру, где я, старый литератор Гдов, тогда жил, временно потеряв жизненные ориентиры перед тем, как собраться, взять себя в руки, ощутить себя частью огромной страны, составлявшей тогда одну шестую земной суши, гражданином, без которого «народ неполный». Ну и появились они, слава богу, спасибо, товарищи, как раз вовремя, потому что я вот именно как раз в тот самый слабый момент собственного существования, поддавшись минутной атеистической меланхолии пессимистического мировоззрения, совершал идеологически неправильный поступок. А именно: приглядывал, как мне ловчее сделать — повеситься на крепком оконном карнизе или наоборот, напустив полную ванну горячей воды, взрезать в последней, подобно коллеге, древнеримскому Петронию, свои постылые вены и тем самым уйти в мир иной, где ничего нет, но ничего и не надо.

Тут-то и подоспела депутация трудящихся. Я сначала сильно удивился, решив на секунду, что «сердце сердцу весть подает» и мои добрые соседи стали гуманными до ясновидения. Но потом мы все вместе во всем быстро разобрались, и все стали молча смотреть на мой потолок пятого этажа железобетонного дома пятиэтажного с плоской крышей. Откуда все лились и лились косые струи.

— А давайте-ка, товарищи, поднимемся, что ли, еще выше. Может, там мы, наконец, найдем ответ на ту загадку, которую нам загадала жизнь? — предложил смышленый Рамбургер, поправляя роговые свои очки и почему-то деликатно откашливаясь.

— Но там же нет ничего, кроме плоской крыши, — возразил я.

— А вдруг есть? — неожиданно твердо возразил Рамбургер.

— Битумные швы там должны быть заизолированы, это точно. А только битумные швы там наверняка уже разошлись, отчего и содит вода в бетон, — сказал Епрев.

Молчала Сонечка, зевали молодые люди.

И мы все вышли через железную лестницу на плоскую крышу. Битумные швы действительно разошлись. Делать было нечего, и мы стали глядеть на небо.

А с неба все хлестали и хлестали косые струи. Небо все было затянуто свинцовыми тучами, и не предвиделось тем тучам ни конца, ни просвета. Мы молчали и ежились.

— Эх, а вот жалко, что у нас нету телескопа, товарищи, — вдруг сказал Н.Н. Фетисов.

— А зачем? — приоткрыла Сонечка свой алый ротик.

— А затем, что мы тогда могли бы наблюдать подлинный, а не мнимый апофеоз прогресса. Стыковку двух космических кораблей — ихнего «Аполло» и нашего «Союза», — важно ответил Н.Н. Фетисов. — Мы бы тогда своими глазами смогли увидеть, как американские космонавты сливаются в объятьях с нашими парнями, которые передают им семена советских деревьев, произрастающих на территории Родины, занимающей одну шестую земной суши, — гордо добавил Н.Н. Фетисов. — Мы бы стали свидетелями того, что мир во всем мире наконец-то перешагнул все границы и скоро действительно всем во всем мире будет счастье, как в той песне.

— Неужели? — удивилась Сонечка и уже совершенно откровенно, практически никого не стесняясь, прижалась к Рамбургеру.

— Ох, и чудак же ты, товарищ Фетисов, мечтатель, — улыбнулся, обнимая ее, этот кандидат, доктор и будущий зек-шпион. — Да ты представляешь, какое для того, о чем ты говоришь, требуется увеличение?

— А это от техники, это от прогресса зависит, — с головой нырнул в спор Н.Н. Фетисов.

— Точняк! Захочут сделать прогресс, так сделают, — поддержал его Епрев, который после перестройки, представьте себе, стал помощником депутата, но недавно погорел на рейдерстве и взятках. Его свита тоже поддержала своего вожака головными поклонами согласия, как в дальнейшем поддерживала его во всем, что только можно и нельзя.

И тут я истерически расхохотался. Все смотрели на меня с изумлением.

— Ты че? Рехнулся? — Епрев повертел корявым пальцем у заросшего виска. Я сразу же посерьезнел.

— Я — нет. Я все думаю, товарищи, куда этот сукин сын прораб делся, который нам такого говна настроил?

— Вовик Лифантьев? Волосатенький? — обрадовалась Сонечка, отстраняясь от Рамбургера. — Я знаю. Они уехали. Я слышала, сам Серж Шиманский из питерской рок-группы «Эзотерический удовлетворитель» позвал их, и они говорили, что временно уезжают в Москву, а потом собираются на постоянное по израильской визе. Противные, меня с собой не взяли. У-у, противные!

— Во дает пацан! — в восторге ахнул Епрев.

А Рамбургер вдруг покраснел и сердито выкрикнул:

— Жаловаться надо, товарищи! Жаловаться на подобное безобразие, потому что отнюдь не те сейчас времена. Ну и что, что он сын самого Лифантьева? Не те, говорю, времена! Он, в конце концов, не Высоцкий, хотя и тоже Владимир Семенович. Да и самому Семену Владимировичу не мешало бы, как коммунисту, хорошенько подумать о том, кого он, в конце концов, вырастил. Предлагаю написать письмо в газету «Правда».

— Правильно! — сказала Сонечка.

— Долбать такую власть надо, — поддержал ее Епрев.

— А начать нужно так: «Дорогая редакция! Как ты думаешь, что легче — дом построить или слюной наплевать на родину?» — предложил Н.Н. Фетисов, который вступил в КПРФ и жив до сих пор, а вот старший Лифантьев умер от инфаркта и не дотянул до новых времен.

Я хотел еще раз истерически расхохотаться, но передумал. У меня что-то вдруг все поплыло перед глазами. Я приложил для ясности к глазам руку козырьком, заглянул в будущее. Горбачев. Один путч, другой. Танки. Свобода. Чечня. Кремль. Дефолт. Свобода. Колбаса. Государственная Дума. Подполковник Путин. Куршевель. Рамбургер в тюрьме. Вовик Лифантьев в Тель-Авиве. Борис Ельцин на Новодевичьем. Свобода, свобода, свобода…

Я приложил для ясности к глазам руку козырьком, заглянул в будущее, да и свалился без чувств.

Скруджев Рождественская песнь в прозе

Самая актуальная из «Рождественских повестей» — это конечно же «Рождественская песнь в