Читать книгу "Источник - Айн Рэнд"

Он выслушивал ответы:

«Да, Гейл, да, конечно. Но я считаю, что с его стороны это было чертовски эгоистично. Все теперешние неприятности в мире — от эгоизма. Слишком уж его много повсюду. Как раз об этом писал Ланселот Клоуки в своей книге… прекрасной книге, там всё о его детстве, да ты ж читал её — я видел твою фотографию с Клоуки. Клоуки объездил весь мир, он знает, о чём пишет».

«Да, Гейл, но не очень ли ты старомодно относишься к этому? Что это за шум о великом человеке? Что в этом возвеличенном укладчике кирпичей? И кто, собственно, велик? Все мы состоим из желёз и химических соединений и того, что едим за завтраком. Я считаю, что Лойс Кук очень хорошо объяснила это в своей великолепной небольшой книжке — как там её?.. — да, «Доблестный камень в мочевом пузыре». Да. Твоё же «Знамя» из кожи вон лезло, рекламируя эту книжечку».

«Но послушай, Гейл, ему стоило подумать и о других людях до того, как думать о себе. Я считаю, если у человека в сердце нет любви, не очень-то он и хорош. Я слышал, во вчерашней пьесе… великолепная вещь… последняя написанная Айком — как, чёрт возьми, его фамилия? — ты должен её посмотреть… твой Жюль Фауглер сказал, что это нежная поэма для сцены».

«Ты грамотно излагаешь, Гейл, и я не знаю, что сказать против, не знаю, где ты не прав, но что-то здесь не так, потому что Эллсворт Тухи… Пойми меня правильно, я не согласен с политическими взглядами Тухи, я знаю, что он радикал, но, с другой стороны, ты должен допустить, что он великий идеалист с очень большим сердцем, вмещающим всё, — так вот, Эллсворт Тухи сказал…»

И это говорили миллионеры, банкиры, промышленники, бизнесмены — все, кто не мог понять, почему этот мир летит к чёрту, и жаловались на жизнь в своих обеденных монологах.

Однажды утром, когда Винанд, выйдя из своего автомобиля напротив здания «Знамени», переходил тротуар, к нему бросилась женщина, ожидавшая у входа. Она была средних лет, толстая, в грязной одежде и мятой шляпке. Лицо у неё было опухшее, неухоженное, с бесформенным ртом и чёрными, круглыми, блестящими глазами. Она остановилась перед Винандом и швырнула ему в лицо пучок гнилых свекольных листьев. Это была не свёкла, а только листья, мягкие и липкие, перевязанные верёвочкой. Они ударились о его щеку и шлёпнулись на тротуар.

Винанд стоял и спокойно смотрел на женщину. Он видел её белую кожу, открытый от восторга рот и самодовольное лицо, воплощавшее зло. Прохожие схватили женщину, когда она выкрикивала непечатные ругательства. Винанд поднял руку, потряс головой, жестом прося отпустить женщину, и с зеленовато-жёлтым пятном во всю щеку прошёл в здание.

— Эллсворт, что делать? — стонал Альва Скаррет. — Что делать?

Эллсворт Тухи, восседая за столом, улыбнулся, как будто хотел поцеловать Альву Скаррета.

— Отчего они не бросят это чёртово дело, Эллсворт? Почему не подвернётся что-нибудь, чтобы убрать его с первых полос? Не могли бы мы обеспокоиться по поводу международной ситуации или ещё чего-то? Я в жизни не видел, чтобы народ так озлобился из-за таких пустяков. Какой-то взрыв! Господи, Эллсворт, это же материал для последней полосы. Мы печатаем такое каждый месяц, практически во время любой забастовки, понимаешь?.. Забастовка меховщиков, забастовка работников химчисток… Какого чёрта! Откуда эта ярость? Кому это нужно? Почему это так важно?

— Бывают обстоятельства, Альва, когда на карту ставятся слишком явные вещи и реакция общества кажется неадекватной, но это не так. Не стоит впадать в пессимизм. Я тебе удивляюсь. Тебе следовало бы благодарить свою звезду. Видишь ли, я бы назвал это ожиданием благоприятного момента. Благоприятный момент всегда наступает, хотя, чёрт меня подери, если я ожидал, что мне его поднесут вот так, на блюдечке с золотой каёмочкой. Веселей, Альва. Тут мы и возьмём всё в свои руки.

— Что значит «всё»?

— Концерн Винанда.

— Ты сошёл с ума, Эллсворт. Как и все. Ты сошёл с ума. Что ты имеешь в виду? Гейл владеет пятьюдесятью одним процентом…

— Альва, я тебя люблю. Ты просто великолепен, Альва. Я тебя люблю, но молю Господа, чтобы ты не был таким идиотом, тогда я мог бы с тобой поговорить! Хотелось бы мне хоть с кем-нибудь поговорить!

Как-то вечером Эллсворт Тухи попытался побеседовать с Гэсом Уэббом, но это оказалось сплошным разочарованием. Гэс Уэбб, растягивая гласные, заключил:

— Все твои неприятности, Эллсворт, от того, что ты слишком большой романтик. Идиотский метафизик. К чему столько шума? Всё это не имеет никакой практической ценности. Здесь нет ничего, во что бы ты мог вонзить зубы, разве что на недельку-другую. Мне бы хотелось, чтобы он взорвал дом, когда тот был полон людей, разорвало бы на части нескольких детей, тогда в твоих действиях был бы смысл. Тогда бы мне это понравилось. Наше движение смогло бы это использовать. Но это? Ну, бросят они этого придурка в тюрягу и всё. Ты — реалист? Ты неизлечимый образчик интеллигента, Эллсворт, вот что ты такое. Ты считаешь себя человеком будущего? Не смеши самого себя, милый. Человек будущего — это я.

Тухи вздохнул:

— Ты прав, Гэс, — сказал он.

XIV

— Как любезно с вашей стороны, мистер Тухи, — смиренно произнесла миссис Китинг. — Рада, что вы пришли. Уж не знаю, что и делать с Питером. Он никого не хочет видеть. Не хочет ходить в своё бюро. Я боюсь, мистер Тухи. Извините меня, я не должна жаловаться. Возможно, вы сможете что-то сделать, вывести его из этого состояния. Он высоко вас ценит, мистер Тухи.

— Да, я в этом убеждён. Но где он?

— Сюда, пожалуйста. В его комнату. Сюда, мистер Тухи.

Его визита не ждали. Тухи не был здесь целую вечность. Миссис Китинг чувствовала себя польщённой. Она проводила его вниз, в холл, открыла, не постучав, дверь, боясь назвать посетителя, боясь отказа сына увидеться с ним. Она громко произнесла:

— Подними голову, Пит, взгляни, какого гостя я тебе привела!

Китинг поднял голову. Он сидел за захламлённым столиком, склонившись перед плоской лампой, дававшей мало света; он решал кроссворд, вырванный из газеты. На столе стоял высокий бокал с сухой красной каймой от томатного сока, лежали коробка с головоломками, карты и Библия.

— Привет, Эллсворт, — сказал Китинг улыбнувшись. Он наклонился вперёд, чтобы встать, но на полпути забыл о своём порыве.

Миссис Китинг, увидев его улыбку, поспешно отступила назад и с облегчением закрыла дверь.

Улыбка не сходила с его губ, хотя и была какой-то незавершённой. Потом он вспомнил о многом, чего в своё время не хотел понимать.

— Привет, Эллсворт, — беспомощно повторил он.

Тухи стоял перед ним, с любопытством осматривая комнату и стол.

— Очень трогательно, Питер, — сказал он. — Очень трогательно. Уверен, что он бы оценил.

— Кто?

— Не очень-то мы разговорчивы последние дни, не очень общительны, а, Питер?