Читать книгу "НЗ. набор землянина - Оксана Демченко"

Гюль оттолкнулась и мы, медленно вращаясь, стали удаляться. Шлюз закрылся. Чуть погодя маленький и со стороны очень ладный катер включил освещение, вроде как очнулся. Автоматика провела оценку положения и во всю дурь врубила аварийный режим. Катер суматошно вильнул и сгинул за сетью, мигнувшей ему прощально.

Мы остались в пустоте совершенно одни. Будь я нормальной – ну, как положено ничтожной квиппе, исправно не вылезающей из своей клетки – я бы сейчас паниковала. Увы для носителя Чаппы, я определенно не в себе.

Универсум здесь густел первозданной тьмою, не разбавленной близким светом звезды, отблеском хоть какой захудалой планетки или, в крайнем случае, – темным боком габ-порта. Он покоился настоящим океаном, и я смотрела на него, как сумасшедший Робинзон, который дома вкалывал, вкалывал без отдыха и, потерпев крушение, балдеет от перспектив необратимого и предрешенного отпуска. Это – свобода. Порой вообще не важно, сколько запросят за такое. Вы вдохните разок, и тогда узнаете, оно вам надо? Я вдохнула. Мне, оказывается, было очень даже надо.

Океан чуть покачивался и плыл перед потрясенным взглядом, я смаргивала слезинки, мешающие видеть все резко, внятно. Бездна черна и прозрачна, как ни одно земное море. Я в этом ламинате Васиного костюма на лице – будто голову опустила внутрь универсума и вижу его, саму поверхность рядом и невесть что – в недрах. Текучее, загадочное, слоистое. Может, это водоросли? Ну – косморосли то есть. Дотянуться бы. Я наверняка успею. Надо извернуться, нырнуть… Когда я попробовала сунуться глубже, почти сразу увидела идущее к поверхности гигантское тело. Кит. Блин, я на Земле их в кино-то видела раза три, а чтоб рядом… Кит приближался, слегка светился – так показывают обычно южные моря с этими, не знаю названия, а по сути он – и морские светлячки и проявляют все, что движется. Кит оказался совсем рядом, я очень хотела увидеть его морду…

И мне врезали по собственной моей морде со всей дури, аж голову мотнуло назад и садануло обо что-то твердое.

– Сима! Си-ма!

Видение нехотя растворилось, прощально рассыпав в сознании брызги чего-то пенного, шипучего – шампанского с хвоста кометы, наверное. Я проморгалась. Лежу на спине на плоском и прохладном. Волосы на затылке болят: их норовит выбрать злобная Гюль, которая перепутала меня с репкой, а себя с трудолюбивым дедом из сказки. Она борется за урожай из моих лохм всеми силами: орет, и лупит опять по моему лицу, которое ни разу не мяч для волейбола.

– Отстань, убивца, – попросила я.

– Сима, – она уронила мою больную голову на жесткое и села рядом, мешком свалилась. – Прости. Я все просчитала, но забыла проверить, как переносят чистый универсум люди твоей расы. К тому же не инициированные, понимаешь? Ну, вы не выходили так далеко от своей планеты и вам не дали… настройку. Пять часов у нас запас по окислителю, я так думала. А тебя скрутило сразу, воздух не был значимым фактором. Воздуха нам хватало.

Она еще что-то бормотала, норовила посчитать на пальцах, хмуря роскошные брови и ругая себя за неосмотрительность. Я злилась. А вам бы было приятно понять, что вас обманули, использовали? Что вас повезли на смерть, хотя твердо верили – угрожает вам в худшем случае укус комарика. Малярийного, блин. Без вакцины, которую ей вкатили врожденно, а мне и укол не поможет.

– Давай, сознавайся, – посоветовала я. – Я тебя прощу, наверное. На первый раз. Если плакать будешь жалобно.

– Корабли ИА не допускают присутствия иных транспортов в своем секторе, – выдавила Гюль, покосившись на меня. – Но всегда спасают людей. Были прецеденты, после двух аварий они доставляли эвакуационные капсулы в ближние габ-порты. Но если аварию подстроили и настоящей угрозы нет, просекают на раз. Не появляются. У нас была угроза жизни, к тому же ты получила от меня вводную с указанием полного уровня риска, ты должна была бояться и излучать страх. Через четыре часа нас бы точно нашли.

– Почему я это подозревала?

– Потому что ты эмпат. Риска почти не было в моем понимании, была простенькая ловушка для корабля. И вдруг – он вынырнул сразу! Я себе не поверила. Потом, когда тебя уже засунули в систему восстановления, гляжу: убила тебя премудрая Гюль… Почти совсем. Надо было внимательнее проверить параметры живучести по лучевому и силовому векторам. Там же ноль, ну чисто – ноль. Ужас. Вы совсем еще детсадовская раса, не прошли развертку второго типа.

– Но я жива.

– Тебя ускоренно развернули. – Гюль залилась слезами, как в первый день, ну прямо восплакала, блин. И сразу вспомнила сравнение, свое же собственное из того дня. – Мы не уме-ем! Ни-икто не уме-ет! Это уровень старши-их, понимаешь?

– Нет, но мне пофиг, – отмахнулась я, и села.

Костюм с меня сняли, обрядили в нечто короткое, радужное и вроде симпатичное. Только я больничную робу просекаю в любом цвете. Это она и есть. Меня точно лечили, и серьезно. Но я иду на поправку. Хотя в голове такое творится, хоть опять ею колоти об твердое – может, тогда лишние мысли высыплются, а толковые примнутся. Я осторожно постучала себя по гудящему лбу. Не помогло. Хлопнула открытой ладонью, посильнее. Гюль испуганно на меня уставилась, забыв закрыть рот.

– Где кит?

– Кто?

– Красивый такой кит. Крупный. И плавники, знаешь – с зазубринками вроде. Светится немножко. Я видела его, пока ты не начала меня лупить и будить. Хочу кита.

– Вот, – Гюль махнула руками. – Везде. Корабль, понимаешь? Мы в нем. Он нас слопал и везет домой, в габ-порт. Наверное. Хотя он никому свои планы не сообщил. Этот, который тебя лечил, наорал на меня, наречия не знаю, но мысли он показал. Сплошь ругань. Зол был – страшно. Хотел меня не спасать, но закон есть закон.

– Где он?

– Там, – махнула рукой Гюль. – Там навигационный отсек, он же главный нервный узел, он же мозг. Не знаю, не смотри так. Технологии кэфов вне моего понимания. И он все равно не появится, ты же цела.

Вот стану я второй раз верить ей, если я и в первый ни на ноготь не поверила? Гюль до настоящей атипичности не ближе, чем Васе. Она привыкла к прайду, то есть к следованию за лидером. Она просто не могла попытаться грохнуть меня, ей одиночество хуже смерти. А моя смерть – хуже одиночества… За спиной со всхлипом вздохнули: подтверждает, очередной раз втиснувшись в мои не особо умные мысли. Пусть её. Глядишь, своими глупостями обзаведется.

Коридор начался от указанной двери типа «шторка», изогнулся и уперся в красивую сплошную стену янтаря. Полированного, с прожилками зеленоватого молока и сочными медовыми полостями, прозрачными – и непроницаемо глубокими. Я вежливо постучала по преграде.

– Уважаемый кит! У нас в авиации принято баловать пассажиров в первый полет. В кабину к пилотам пускать или хоть в бизнес-класс. – Я подумала и подмигнула стене. – То есть, это не совсем правда, это скорее слухи. Но вы же не какая-то занюханная авиакомпания. Вы лучший в мире кит. Я себя чувствую лет на семь и хочу праздник. Пожалуйста.

Янтарь внутри всколыхнулся, стал похож на кубики льда в темном дорогом алкоголе. Меня от зрелища слегка развезло, уж больно крутилось красиво и сложно. Я так и провалилась вперед, когда преграда исчезла. Несчастный кит меня был вынужден ловить, как вышибала – пьяного гостя.