Читать книгу "Королю червонному - дорога дальняя - Ханна Кралль"

Шветинг-на-Одере

Утром они плетут косички из соломы (говорят, это нужно для фронта — солдаты утепляют соломой сапоги).

Затем качают воду. Вода проливается, пальцы ног в дырявых ботинках примерзают к земле, железный насос обжигает руки. Я больше не могу, кричит она, а Ирма, которая таскает полные ведра к резервуарам, задает вполне резонный вопрос: что в таком случае она намерена делать? Снова бежать?

— Качай давай, не дури, человек много чего может выдержать.

Ирма — инженер-лесовод, бежала из подлагеря Равенсбрюка. Ее схватили, когда она мыла ноги в ручье, и даже не позволили надеть ботинки — привезли в Шветинг босой. По утрам она обматывает ноги тряпками и соломой.

Они спят на полу, на тюфяках. Ирма лежит рядом и вечерами рассказывает о мудрости деревьев.

— А ты знаешь, что семена клена, сорванные ветром, разлетаются кругами? Половина крутится вправо, половина — влево, чтобы ветер разнес их в разные стороны.

Она хочет доставить Ирме удовольствие и восхищается мудростью клена.

— А знаешь, почему кора секвойи не горит? Потому что она защищает дерево во время лесных пожаров.

— Потрясающе! — восхищается она мудростью секвойи.

— А знаешь, почему дрожит осина? Нет, вовсе не от страха…

После водокачки — бег по кругу. Кругов два. Один поменьше, внутри, — тут погоняет охранница с хлыстом. Снаружи круг побольше — тут стоит охранница с собакой. Можно выбирать — хлыст или собака.

После бега — зарядка с надзирательницей Пёнтек.

— Alles raus! — кричит Пёнтек, и все выбегают из барака. — Alles rein![29]— кричит она тут же — и все возвращаются. — Alles raus! — все выбегают. —Alles rein! — возвращаются.

Пёнтек очень любит свою работу и домой уходит только когда стемнеет.

На утренней поверке зачитывают полтора десятка фамилий, среди них Мария Павлицкая (Освенцим, добавляет надзирательница) и Ирма Яблоньская (Равенсбрюк).

Она рассказывает Ирме, что в Освенциме делают с беглецами. Вешают на грудь доску с надписью «Ich bin wieder da» — «Я снова здесь». И так, с доской, отправляют на виселицу.

Ирма утешает ее: ты бежала из Губена, не из Освенцима, — но обе знают, как легко подвести ее под закон о доске с надписью.

Она отрывает от немецкого пальто меховой воротник.

Обменивает его на пару ботинок.

Очень приличные — кожаные, со шнурками — ботинки она отдает Ирме Яблоньской.

— Я помогаю ей, — сообщает она Господу Богу. — Ты ведь видишь, правда? А Ты взамен… — она колеблется. — А Ты сделай то, что сочтешь нужным.

Она прощается с Ирмой.

Полицай отводит ее, вместе с группой других узников, в вагон.

Поезд трогается.

Поезд останавливается.

Поезд стоит.

Время идет, поезд стоит.

Поезд трогается и едет в обратном направлении.

Набирает скорость.

Честное слово — он возвращается!

Неужели это возможно, чтобы Господь Бог освободил Освенцим в этот день специально ради нее? Чтобы отблагодарить за отданные Ирме Яблоньской ботинки?

Быть такого не может. Просто смешно. И все-таки поезд возвращается, Освенцим освобожден.

В путь

Последним узникам выдают хлеб, бумазейное белье и одежду из тика. Узники, охранники, надзиратели и собаки выстраиваются в колонну по пять человек и шагают на запад, по направлению к Берлину.

Посередине дороги движется колонна немецких беженцев. На велосипедах и подводах, пешком, с рюкзаками, чемоданами, узлами, коврами, одеялами, подушками… Их не охраняют с собаками, никто в них не стреляет, никто их не трогает.

— У тебя есть кто-нибудь в Берлине? — спрашивает девушка из ее пятерки. — Могу дать тебе адрес. А ты мне что? У тебя ж даже воротника на пальто нет.

— У меня вот что есть… — и она вынимает из трусов челюсть с золотым мостом. Отламывает зуб. Девушка осматривает его, прячет в брюки и шепчет: — Айхеналлее, угловой дом, последний. Надо идти в сторону олимпийского стадиона. Скажешь: Эдита Бака передает привет. С байдарок на Лудтензее…

Они ночуют в пустых конюшнях близ шоссе. Она встает до рассвета, в темноте. Прислушивается: все спокойно, собаки молчат (спят, а может, решили, что охранять больше не имеет смысла). Она выходит на шоссе и смешивается с толпой немцев.

Мария Хункерт

Она отдает знакомой Эдиты остатки золотого моста. Взамен получает немного денег, короткое, но теплое платье и моток веревки. Обвязывает веревкой талию и бедра — получается вполне приличный пояс для чулок. Немножко торчит из-под платья, но под пальто все равно не видно. Муж знакомой относит ботинки в ремонт. Теперь можно трогаться в путь.

Она едет на вокзал Гёрлитцер. В кассе требуют разрешение на выезд, его можно получить в национал-социалистическом союзе немецких женщин.

Она идет в этот женский союз и объясняет: она фольксдойч, шла с беженцами, во время налета потеряла сумочку с документами, ее зовут Мария Хункерт. Немецкие женщины верят, и теперь она может купить билет до Вены.

Пересадка в Дрездене. Вечер. Беженцев встречают мальчики из гитлерюгенда. Помогают нести вещи, усаживают в грузовики. Один парнишка спрашивает, где ее багаж.

— Долго рассказывать, — отвечает она со вздохом.

— Понимаю, — шепчет мальчик. — Вы пережили настоящий ад, правда? — и сочувственно сжимает ее руку.

В школьных классах приготовлены кровати. Она получает кофе, хлеб, чистое полотенце и ложится спать. Утром всем выдают на дорогу бутерброды (Verpflegung[30]) и папиросы (Versorgung[31]). Грузовики отвозят беженцев на вокзал, мальчики из гитлерюгенда с серьезными, озабоченными лицами сажают их в поезд.

В дешевом венском отеле она снимает номер на три дня — расплачивается папиросами (Versorgung). Получает продовольственные карточки. Покупает газету. В рубрике «Объявления» ее интересуют две вещи: техник-дантист и срочная работа для молодой энергичной женщины.

Циммерман

Заведение принадлежит господину Циммерману (это следует из надписи во всю стену: «Господин Циммерман напоминает своим гостям о том, что приборы и посуда являются его исключительной собственностью»). Она садится за стол. Подходит официант. Она заказывает две тарелки супа, две порции мяса, два десерта… Официант вырезает купоны из карточек и спрашивает, в каком порядке подавать.