Читать книгу "Сирены - Джозеф Нокс"

Из вестибюля наверх вела огромная лестница с ковровой дорожкой цвета жухлой травы. Изабель цеплялась мне за плечо и еле передвигала ноги. Из квартир изредка слышались голоса. Единственным постоянным звуком было гудение люминесцентных ламп.

Квартира Изабель напоминала тесную конуру. Я щелкнул выключателем. В центре потолка вспыхнула голая лампочка. Слишком яркая для небольшой комнаты. Перед глазами заплясали неоновые пятна. Я сморгнул и отвернулся, но ничего не помогало. Жалкая однокомнатная квартира средних размеров, с диваном-кроватью и ванной комнатой.

Уложив Изабель на диван, я ходил по квартире, чтобы хоть чем-то оправдать свое присутствие. Вдоль стен стояли одежные вешалки с яркими летними платьями, похоже неношеными. Обшарпанный стол, занавешенное окно. На полочке в ванной – немногочисленные туалетные принадлежности и полотенце с яркой желтой надписью: «Улыбнись». Как издевка.

И все.

Я нашел бутылку водки, плеснул в стакан, добавил воды из-под крана и уселся в углу, откуда было хорошо видно и Изабель, и входную дверь. В квартире был образцовый порядок, но она выглядела нежилой. Не похоже на временное пристанище семнадцатилетней девушки, которую вот уже месяц колбасит по-черному. Что-то мне это все напоминало. Внезапно меня осенило.

Пентхаус отца Изабель.

Эти жилища разительно отличались друг от друга, но их роднила намеренная безликость. Такое нарочитое отсутствие малейших намеков на принадлежность кому-либо было по-своему уникальным. Там, где живут люди, которым нечего скрывать, полным-полно всякой всячины, дающей представление о жизни хозяев. Здесь ничего подобного не было. Сквозило ощущение, что хозяин дома замешан в чем-то нехорошем.

Такое же чувство возникало в пентхаусе Дэвида Росситера.

Водка меня взбодрила, и я решил хорошенько осмотреть квартиру. Единственным предметом, представлявшим какой-то интерес, был икеевский письменный стол у дальней стены. Изначально криво собранный, он и потом испытывал недостаток хозяйской любви.

Изабель не просыпалась.

Я не обнаружил ни дневника, ни блокнота, зато нашел фотографии. Несколько пачек глянцевых черно-белых снимков, распечатанных на домашнем принтере с высоким разрешением. На фотографиях была совсем иная Изабель. Будто на каком-то этапе в ее жизни возникла развилка, и в одном измерении Изабель пошла по дороге к счастью, а в другом скатилась в пропасть.

Я оглянулся.

На фотографиях она смеялась с подругами, держалась за руки с парнями и не имела ничего общего с анорексичной девчушкой на диване. От снимков веяло счастьем. Оно когда-то присутствовало в жизни Изабель.

Куда же оно исчезло?

Я выдвинул нижний ящик стола. В нем что-то звякнуло. Он был полон битого стекла – осколков зеркала. Я начал перебирать осколки, ожидая найти следы порошка или соломинку, и с удивлением заметил на них запекшуюся кровь. Приглядевшись повнимательнее, я понял, что разбито не одно зеркало, а три или четыре, причем разной формы.

Похоже, что Изабель окончательно распрощалась с девушкой на фотографиях и решительно рассталась с прежней жизнью. Вполне сознательно. Мне впервые пришло в голову, что, возможно, Изабель донимают не обычные проблемы богатеньких отпрысков.

Я вспомнил про телефон и, затаив дыхание, подошел к Изабель. Не отрывая от нее взгляда, достал телефон из сумки и тихонько удалился в ванную. Притворил дверь и открыл голосовую почту.

«Одно новое сообщение. Получено сегодня».

Тишина, вздох и голос.

Безупречный оксбриджский акцент.

«Изабель, возьми трубку. Я знаю, ты не желаешь меня слушать, но нам очень нужно поговорить. Ко мне приезжала полиция, спрашивали о тебе. О том, где ты. Упоминали Зейна Карвера. Сказали, что он связан с наркоторговлей. Изабель, я могу тебя защитить, но, пожалуйста, позвони мне. – Пауза. – Ты же знаешь, я тебя очень люблю».

Дэвид Росситер. Лжет дочери, нагнетает ситуацию, пытается заставить ее вернуться домой. Я удивился, услышав его голос. Росситер утверждал, что не знает, как связаться с дочерью. Я выключил телефон и открыл дверь.

Изабель стояла босиком у дивана. Встрепанная панковская шевелюра, размазанная тушь под глазами. Без каблуков, хоть и не очень высоких, она казалась ужасно маленькой, эдакой босоногой крохой.

Она заметила телефон у меня в руке:

– Что ты делаешь?

– Я…

– Роешься в моих вещах?

Я положил телефон на пол:

– Я привез тебя домой, Иззи. Просто искал, чем бы себя занять.

Она сжала в кулаке ключи от квартиры, выставив вперед самый длинный, будто нож.

– Ищи в другом месте.

– Ладно. – Я по стеночке пробрался к выходу, распахнул дверь, сказал: – Прости.

– Ты работаешь на него.

Я обернулся, но промолчал. Шарф на шее Изабель размотался, обнажил шрам поперек горла. Изабель пыталась наложить на себя руки. Потом сбежала из дому. Пробовала наркотики, спала с мужчинами много старше ее. Вот о чем говорил шарф на шее. Вот о чем говорили дрожь в голосе, ужасная комната, посиневшие от холода босые ноги с облупившимся лаком на ногтях. Семнадцатилетняя девчонка, которая отчаянно сдерживала слезы.

– Иззи…

– Уходи.

– Давай поговорим, – предложил я. – Завтра.

Переминаясь с ноги на ногу, она смотрела на меня и молчала. Сквозь нейлоновые занавески в комнату сочился рассвет.

– Не рассказывай ему.

– Он не узнает, что я здесь был.

– От него ничего не скроешь. – Она всхлипнула, словно от безудержного страха. – Он платит моим бойфрендам, заставляет их рассказывать, что они со мной делают, – прошептала она. – Спаивает их и записывает на диктофон. Иногда заставляет меня слушать. – Она тяжело вздохнула. – Ему известно все.

– Он никогда не узнает, что я здесь был, – пообещал я.

Мне хотелось, чтобы она поняла, что ей ничто не угрожает, поэтому я вышел из квартиры и прикрыл за собой дверь.

– Возвращайся, – донесся до меня ее тихий голос.

Я не понял, что она имеет в виду. Вернуться сейчас или на следующий день? Я замер у двери, прислушался. Она плюхнулась на диван, с минуту дышала глубоко и шумно. Потом дыхание участилось. Она засмеялась, потом заплакала. Я отошел от двери, а мне вслед неслись рыдания вперемешку со смехом. Я так и не понял, что с ней. То ли наркотики так подействовали, то ли она испугалась, увидев в квартире постороннего. Мне не хотелось верить ее словам о том, что за ней следят. Это больше походило на паранойю или на бред.

Совершенно обессилев, я сел на ночной автобус, вернулся в съемную квартиру и лег спать. Уснуть не получалось, и я часа два пролежал, сжимая в руке визитку, прежде чем решился позвонить. Он ответил после первого же гудка.