Читать книгу "Неприступный Севастополь. Круговая оборона - Георгий Савицкий"

Но стараниями отставного офицера-артиллериста, принявшего удар на Светлодарской дуге зимой 2015 года и неожиданно попавшего во времена Великой Отечественной войны, история обороны Севастополя изменилась коренным образом. Героический город-крепость выдержал все три штурма и продолжал сражаться и летом, и осенью 1942 года. Соответственно изменился и общий ход истории Великой Отечественной войны. Так, легендарная Малая Земля располагалась не под Новороссийском, а на Ак-Монайском перешейке Керченского полуострова Крым. Например, именно там сейчас воевал бригадный комиссар, молодой полковник Леонид Ильич Брежнев.

Так и прославленный советский летчик-истребитель Александр Покрышкин воевал теперь не в небе над Кубанью, а сбивал гитлеровских стервятников над Севастополем. Так что и его тактический прием назывался «Крымской этажеркой».

Звено «Кобр» связало боем «Мессеры-109» истребительного прикрытия. Остроносые краснозвездные истребители обладали исключительно хорошей маневренностью и скоростью. Мощный мотор позволял вести воздушный бой на вертикалях, а вооружение из 37-миллиметровой пушки и двух крупнокалиберных пулеметов в носовой части самолета могли разорвать любого стервятника Люфтваффе в клочья.

Атакующая группа краснозвездных «Аэрокобр», пользуясь преимуществом по высоте «Крымской этажерки», сорвалась в стремительное пике, расстреливая строй пикирующих бомбардировщиков. Сразу оказалось сбито три «Юнкерса-87», остальные «лаптежники» разлетелись в стороны, торопливо сбрасывая смертоносный бомбовый груз в море. Но и это стервятникам не помогло. «Аэрокобры» советских асов под командованием Александра Покрышкина зажгли пять из девяти «Юнкерсов», а звено, атаковавшее «Мессершмитты», сбило пару немецких истребителей. Остальные рассыпались по небу и со снижением, коптя моторами на предельных оборотах, потянули к берегу.

* * *

– Молодцы «ястребки» – отогнали стервятников! – улыбнулся Александр Илларионович Зубков. – Рулевой, подходим к берегу. Обслуге орудий приготовиться к стрельбе главным калибром, штурману рассчитать условия стрельбы!

– Есть, товарищ командир!

Снова грянули залпы «Красного Крыма», 130-миллиметровые орудия не обладали какими-то выдающимися показателями, но все же полтора десятка стволов, из которых одновременно могли стрелять две трети, и отличная выучка комендоров позволяли создать настоящий огненный шквал на немецких позициях. Снова раскаты рукотворного грома раздались над морем и сушей. Гитлеровцы были обескровлены и наступать уже не могли.

Крейсер «Красный Крым» вернулся в порт Евпатории. Вскоре, забрав раненых, он отправился в сопровождении эсминца в Севастополь. В город-крепость Алексей вез бесценный груз: планшет с топографическими картами и тетради, исписанные расчетами для артиллерийской стрельбы на дальние дистанции.

Глава 8

Паучьи сети

Крейсер «Красный Крым» входил в гавань Севастополя в сопровождении эсминца. К громадам боевых кораблей подошли юркие буксиры, которые завели их на внутренний рейд. На бортах крейсера и эсминца – свежие шрамы от осколков немецких авиабомб, стволы орудий – с черным пороховым нагаром от интенсивной стрельбы.

Алексей в ходовой рубке крейсера не отрывал от глаз бинокль, стремясь разглядеть на берегу среди встречающих Карину. Для севастопольцев заход в бухту боевых кораблей – всегда праздник. Несмотря на опасность немецких бомбежек и обстрелов, жители и защитники города-героя старались встретить боевые корабли Черноморского флота. Для них это был символ несокрушимой мощи и надежной защиты. Пока жив Черноморский флот, жив и сам город-герой Севастополь!

Эсминец сопровождения встал на бочки, а крейсер подошел к Угольной стенке и ошвартовался у причала. По сходням в первую очередь переправили на берег носилки с тяжелоранеными, уже потом на берег смогли сойти матросы и офицеры. Алексей разглядел на причале среди встречающих Карину. Командир береговой батареи слетел по трапу, как на крыльях, и сжал в объятиях свою ненаглядную, покрывая заплаканное лицо девушки горячими и страстными поцелуями. Карина ответила с неожиданной страстью и нежностью.

На крейсере включили громкую трансляцию, и над причалом, над Севастопольской бухтой, над израненными гитлеровскими бомбежками и артобстрелами кораблями поплыл голос великого Леонида Утесова:

Темной ночью, порой штормовоюУходили в туман берега.Мы расстались надолго с тобою.И печаль обняла моряка.

Ты осталась в тумане далече.Позабуду, печаль прогоню.Я заветную думку о встречеПод бушлатом на сердце храню.

Нас волна штормовая швыряла,Наступала свинцовая мгла.Ты на рубке со мною стояла,Ты любовью меня сберегла.

Знаю, туча пройдет грозовая,Загорятся огни маяка.Ты придешь на причал, дорогая,Из похода встречать моряка.Мы увидимся снова, родная.Я спою про любовь моряка.

Алексей чувствовал себя самым счастливым человеком в мире, вернувшись из боя к родным берегам и к самой родной и любимой женщине на всем белом свете. Внезапно буквально затылком командир береговой батареи почувствовал взгляд, полный жгучей ненависти. Немного развернувшись, он краем глаза заметил Михаила Будякина, его отвратительную козлобородую ухмылку и огонек безумия, багровым отблеском плещущийся на дне зрачков. Алексей еще крепче сжал Карину в объятиях: «Не отдам! А тебя, гнида, – уничтожу!»

* * *

Собрав совещание офицеров и проверив боевую готовность бронебашенной батареи, Алексей занялся текущими вопросами. За время его пребывания в Евпатории орудия двух массивных башен дважды привлекались к нанесению артиллерийских ударов по гитлеровцам. В обоих случаях комендоры отработали на «отлично», уничтожив до батальона немцев и румын и взорвав полевой немецкий склад с боеприпасами. За это воины 35-й батареи получили благодарность от командования Севастопольского фронта. Троих артиллеристов представили к наградам.

В один из дней к нему заглянул старший политрук батареи Иванов. Он был явно чем-то озабочен.

– Заходите, Виктор Ефимович, я кликну дневального, пусть чаю принесет с камбуза.

– Спасибо, Алексей Яковлевич, как раз сейчас не повредит и чего-нибудь покрепче…

Алексей удивленно воззрился на старшего политрука. Виктор Иванов редко позволял себе выпить рюмку-другую водки или коньяку. Командир батареи молча достал из сейфа початую бутылку коньяка и пару стаканов, плеснул на треть.

– Что стряслось, комиссар? – Алексей требовательно заглянул в глаза старшему политруку батареи.

– Комитет комсомола «завернул» наградные документы всех троих артиллеристов, представленных к медалям.

– Кто завернул?

– Комсорг Сергей Зиневич.

– Это лейтенант из новеньких, он ведь недавно на батарее? – уточнил Алексей. Командир знал каждого матроса, старшину и офицера из команды своего «сухопутного линкора», несмотря на то, что за время героической обороны Севастополя сменилось уже несколько составов.