Читать книгу "Азиатская Европа - Мурад Аджи"

Сведений о тюркской культуре на Руси сохранилось немало, они покоятся порой в неожиданных изданиях. Например, у Афанасия Никитина, русского купца, ходившего за три моря, обнаруживается, что молитвы читали по-тюркски, молились не по-христиански. Записки купца изданы Российской академией наук, достоверность комментариев не вызывает сомнений, разве что есть неточности перевода. Вот фрагмент ее текста:

А Русь еръ Тангрыд сакласын,

Олло сакла, бу даниада муну кибит еръ акьтур,

нечик Урус ери бегляри акой тугиль,

урус еръ абодан болсын; растъ кам даретъ.

Олло, Худо, Бог, Данъиры!

А вот его перевод:

А Русская земля – да сохранит ее Бог.

Боже, сохрани ее!

В этом мире нет такой прекрасной страны,

хотя беки русской земли несправедливы.

Да устроится Русская земля,

И да будет на ней справедливость!

Заканчивалась русская молитва, как положено тенгрианским молитвам, словом «Бог»: Алла, Ходай, Бог, Тенгри… Здесь даже вроде бы и комментировать нечего.

Однако квалифицированного комментария требует главное! Его-то и нет. Полный текст молитвы заслуживает большего к себе внимания, ибо в нем приводятся чуть искаженные 22-й и 23-й стихи 59-й суры Корана. Мало того, в молитве довольно точно по порядку и написанию приведены эпитеты Аллаха (с 4-го по 31-й). А это уже для христианства представляется чем-то из ряда вон выходящим…

Здесь вопросы напрашиваются сами собой: было ли христианство на Руси? И каким оно было?

Равно как и в других молитвах. «Ата чин аш Ижеси…», то есть «Отец, Бог пищи духовной…» — этими словами начиналась древняя тюркская молитва во имя Всевышнего Тенгри. А не угадываются ли эти священные для тюрка слова в русской молитве «Отче наш, Иже еси…»? Интересный вопрос, не правда ли?

Не менее познавательна китайская история. Казалось бы, какое отношение она имеет к тюркам и к Московскому княжеству? Оказывается, непосредственное. Северный Китай входил в состав Дешт-и-Кипчака, мы умышленно обходим молчанием историю уйгуров и киргизов, а также жителей Северо-Восточного Китая, чтобы не вторгаться в современную политику, хотя в ней, в той истории, интереснейшие, но не бесспорные факты.

Вот, например, нейтральный вопрос, далекий от современности: зачем китайцы построили знаменитую стену на границе с Алтаем? Явно не для Книги рекордов Гиннесса. Оказывается, и не для защиты от кочевников. Великую китайскую стену возвели, чтобы остановить отток людей из империи, китайцы бежали на север семьями и целыми деревнями. Там жилось веселее, это слова из китайской летописи.

На Алтае жилось веселее! Разве то не оценка тюркской жизни?!

Стали бы к «поганым татарам» тянуться паломники из Индии, Тибета, Ирана, Западной Европы? А они приходили, вера влекла их, так записано в исторических книгах. Папский легат Карпини о вере тюрков писал так: «Они веруют в единого Бога, которого признают творцом всего видимого и невидимого, а также признают его творцом как блаженства в этом мире, так и мучений, однако не чтят его молитвами, или похвалами, или каким-то обрядом». Где здесь язычество?

А строка не закончена, автор не сказал главное, тюрки не посвятили его, чужака, в свои секреты. Но для Рубрука сделали исключение, видимо, он приглянулся им своей внешностью и тем, что его прислал с миссией Людовик Святой, король Франции, потомок алтайской династии… Монах удивился вере степняков, похожей на христианство, но непонятной ему. Он обратился к сопровождающему, а тот его поправил: «Не говорите, что господин — христианин. Он не христианин».

И монах понял, что население не христианское, хотя и кажется таковым.

«Я нашел некого человека, имевшего на руке крестик из чернил, отсюда я поверил, что он — христианин, ибо на все, что я у него спрашивал, он отвечал, как христианин. Поэтому я спросил у него: „Почему вы не имеете креста с изображением Иисуса?“ Он ответил: „У нас это не в обычае“. „Как вы веруете в Бога?“ Он ответил: „Мы веруем только в единого Бога“. И я спросил: „Веруете ли вы, что Он дух или нечто телесное?“ Он сказал: „Мы веруем, что Он дух“. Тогда я спросил: „Веруете ли вы, что Он никогда не принимал человеческой природы?“ Он ответил: „Никогда“».

Рубрук был внимателен к деталям жизни, многое открывалось ему:

«Я увидел дом, над которым был крестик… вошел туда и увидел алтарь, убранный поистине красиво. Именно на золотой материи были вышиты или настланы изображения Спасителя, святой Девы… двух ангелов, причем очертания тела и одежд были расшиты жемчугом. Здесь же находился серебряный крест с драгоценными камнями по углам и в середине и много других церковных украшений, а также перед алтарем горела лампада с маслом, имевшая восемь светилен».

Очень ценное наблюдение, оно показывает убранство тюркского храма и еще то, что католики были уже далеки от Церкви, которую оформил папа Григорий Великий. За века католическая Европа изменилась неузнаваемо, она утратила корни, те самые корни, к которым заботливо привил ее папа Григорий!.. Церковь теперь считала, что рождением она обязана только самой себе. А так не бывает. Сын не может быть себе отцом.

Рубрук даже не понял, почему тюрки не признают христианства. Монах не знал истинной истории Церкви, не знал традиций Единобожия, которым когда-то следовали и римляне. Не понимал, почему папа Григорий публично назвал себя «епископом не римлян, но лангобардов», то есть не христиан, а кипчаков — хранителей чистой веры.

Люди, встреченные Рубруком, были реликтами веры, они хранили в душах то тепло, с которого началось в IV веке христианство, утвержденное Константином. Ханифами назвали их православные и мусульмане… В духовной культуре Орды таились истоки католичества. Как угольки в пепелище большого костра.

Выходит, посланники папы по воле случая оказались в «машине времени», но были не готовы к той фантастической поездке в прошлое. Не понимая происходящего, Рубрук, как человек честный, искренне удивлялся, как глубоко верующий, не усомнился, он опирался на свое знание, на свою правильность, которой научила его Церковь. В образе Бога он видел только Христа. Видел, не ведая, что при папе Григории Великом образа (лика) Христа не было, был агнец. А лик Умай легат, находясь в храме, принял за Святую Деву. И ошибся, вновь подвела предвзятость. И незнание.

К исходу Средневековья Западная церковь сменила иные обряды, старые медленно забылись, в том был ход Времени: на смену одному шло другое, уделяя внимание не духу, как прежде, а обряду. Не поступку, а смирению. Это стало принципиально новым, сугубо европейским.

И теми новациями расширялась пропасть между вчера и завтра.

Не вина Рубрука, что он не знал чего-то, монах выражал знания о незнакомой вере в понятных терминах христианства, он не мог поступить иначе. Его сознание вылепила Церковь, теологи нарисовали ему прошлое, каким хотели бы видеть, не думая, что получились воздушные замки, хоть и очень красивые. Придет время, и они развеются, такова судьба всех воздушных замков. Даже самых красивых… Будь они с католическим крестом или без него.