Читать книгу "Азиатская Европа - Мурад Аджи"

То был знак эпохи Возрождения.

Христиане, увлеченные политикой, вновь вступали в конфликт с совестью. Миф Константина благодаря усилиям церковных ученых обрел плоть, вымысел стал неоспоримой истиной, с ним сроднились.

О чем дальше говорить? О какой истории, о каких традициях?..

На Алтае знали девяносто девять обращений к Богу Небесному — к Тенгри, причем каждое служило по-своему: Бог (Богдо или Боже), Ходай (Кодай, Худай), Алла (Олло, Эло), Господи (Гозбоди). Еще говорили Дангыр, Тангра, Тура, Тигир. Эти слова две с половиной тысячи лет назад слышало Небо. Потом, в IV веке, слово «Бог» перешло в христианство. На Алтае (по-тюркски) оно значило «обрести покой, веру». «Ходай» (в переводе с тюркского буквально «стань счастливым») подразумевало, что Тенгри — Творец, Создатель сущего в мире, Он дает счастье жизни. «Ходай» говорили мусульмане и христиане средневековой Европы, отсюда, между прочим, западная транскрипция — God, Gott. «Алла» тюрки произносили, прося о чем-то Тенгри, обращение сложилось от «ал» (рука), иначе — «Дающий и Забирающий», читая молитву, полагалось подставлять ладони Вечному Синему Небу. Слово перешло в ислам, но для мусульман-тюрков «Тенгри», «Бог», «Ходай» и «Алла» оставались синонимами. Как у предков, исповедовавших Единобожие.

В Орде и на Руси знали лишь эти обращения. С ними молились, поэтому в некоторых западных источниках русских и ордынцев называли мусульманами.

В этом отношении показательны древние пословицы, их много: «Худай салганнан хутулбачан» или: «От воли Божией не спасешься». «Худай сомы» или: «Образ Божий»… «Ала» — ангел-хранитель. «Аллай» (Алой, Элеей) или: «О Господи». «Кизи алазы чорче, кизее коринминче» или: «Ангел-хранитель человека незримо присутствует». И так далее.

На востоке Европы был не ислам, там жила первозданная вера в Бога Небесного, ее не делили на христианство, арианство, мусульманство или еще как-то. Вера, она и есть вера. Бог, он и есть Бог. То был край веротерпимости. Москву Рюриковичей отличал арианский лик, пришедший вместе с ними из Скандинавии, Сарай — алтайский, более древний, он все-таки главенствовал в Орде, несмотря на противодействие царской власти.

Но где, у какого историка прочитать о том, что объединяло Орду и Русь? Это же части одного государства, одной, цельной культуры?! Таких работ нет. То единство невыгодно Западу…

Первыми гонцами Церкви на восток Европы стали папские легаты, монахи Джованни дель Плано Карпини (1245–1247) и Гильом де Рубрук (1253–1256), они ехали исполнить миссию и тайно собирать сведения о незнакомой стране. Их записи потом, через века, вышли отдельными книгами и вполне могут служить пособием по визуальной разведке.

Шпионом, но не по своей воле, стал Марко Поло, проживший долгие годы у тюрков (1271–1295), служивший хану, знавший жизнь Дешт-и-Кипчака изнутри. Его по приказу папы, уже по возвращении на родину, в 1298 году посадили в тюрьму и заставили «поделиться» воспоминаниями… Рим собирал сведения об Орде, о тюркском Востоке, не упуская даже мелочей.

Казалось бы, что теперь в них, в тех истлевших путевых наблюдениях?

Оказывается, прошлое России! То, что приказано забыть. Бесценные страницы, их не коснулась рука церковной цензуры, они правдивее, чем горы учебников и монографий, написанных позже. Папские шпионы доносили то, что видели своими глазами, — факты. Без анализа и выводов. Их информация объективна и, с этой точки зрения, безупречна, на ней строилась политика Церкви. Вот чем интересна она. Поездки папских легатов пришлись на XIII век, когда Западная Европа уже грелась у костров инквизиции, а руки папы тянулись на Восток мстить Орде: христианская империя мечтала поквитаться с обидчиком, расширить границы.

Легаты шли по целине, не знавшей папского плуга. По патриархальному краю.

К сожалению, кроме книг путешественников, достоверных сведений об Орде не осталось. В XVII веке многое сожгли, иное переписали под диктовку иезуитов, ввели новый алфавит — кириллицу, чтобы люди не читали старые, уцелевшие книги, написанные глаголицей и по-тюркски. То была уже русская инквизиция, начатая при Романовых.

Так, от Киевской летописи «Повести временных лет» Нестора остались название да несколько коротких фрагментов, остальное переписано. На эту тему есть уникальный научный труд академика А. А. Шахматова, и не только его… Но тогда, при Рюриковичах, времена были иные, переписчики истории не вошли во вкус. Мир Восточной Европы, в том числе Московское княжество, не называл себя славянским, стыдился, он жил свободно, в чистоте и патриархальном уюте. Таким и увидели его папские легаты — размеренным, не чувствующим приближения бури.

То был последний век свободы, он закончился вместе с династией Рюриковичей — с Иваном Грозным…

В том отрезке истории выделяется один весьма приметный факт: посланник папы римского Карпини вез на Алтай письмо к пресвитеру Иоанну, «белому первосвященнику», то был один из поводов для его миссии. В Ватикане хранится копия, она показывает, что на Востоке не было язычников. Более весомого аргумента, чем папская переписка, пожалуй, и нет, даже если не брать в расчет археологические находки и отбросить книги, говорящие о вере тюрков.

Путевые записки ценны тем, что в них запах времени, который выветрен в трудах историографов. Глаза чужака лучше, чем человека местного, привыкшего, видят чужое. Так и легаты папы, попав в чужую страну, записывали то, что, по их мнению, важно использовать на благо Церкви здесь, в Восточной Европе. Многого стоит, например, такое замечание Рубрука о внешности Батыя: «Батый, показалось мне, похож на господина Жана де Бомона».

Их информация деловая, объективная, не случайная, хотя и отчасти предвзятая. Ведь гостям показывают то, что желают хозяева! По-другому не бывает.

Однако уместен вопрос: а как папские монахи общались в незнакомой стране, на каком языке говорили? Карпини и Рубрук лишь вскользь говорят о том, видимо посчитав вопрос не достойным внимания. А общались они, как видно из их же текста, со встреченными людьми свободно. По крайней мере, ограничений в беседах не было. Переводчик уточнял иные формальности, но не он вел беседу и не сопровождавший, а сам монах, который иногда обращался к переводчику (толмачу) за уточнениями.

Опять народная латынь?! И на этот раз в Дешт-и-Кипчаке? Или нет?

Правда, Марко Поло, «умный и благородный гражданин Венеции», как он скромно заявил о себе, был обстоятельнее папских монахов, свою «Книгу» начал с воспоминания о том, как его отец и дядя, желая поправить пошатнувшиеся торговые дела, отправились на Восток. Великий хан принял их тепло, долгой беседой, они отлично понимали друг друга, потому что (цитируем) «люди были разумные и по-тюркски знали».

На тюркском языке шел диалог Востока и Запада.

В Дешт-и-Кипчаке в те годы побывал Ибн Баттута, арабский путешественник, он оставил записки — настоящую песню о вольной стране. У него вышла удивительная книга, ее не назовешь исторической, так много тепла, света и жизни хранит она… После чтения трудов араба и римских монахов работы великих российских историографов бледнеют: предвзяты и слишком беспомощны. Иначе о них не скажешь.