Читать книгу "Сердце меча - Ольга Чигиринская"

Когда гравитележка затормозила над грузовой платформой и Дик слез с нее, он, перед тем как вернуть гему очки и плащ, сказал:

— У меня нет ничего, чтобы тебя отблагодарить. Только вот что: прими от меня имя. Тебя зовут Мартин. Запомни: Мартин.

— Почему? — изумился гем.

— Вот поэтому, — Дик ткнул ему в руки плащ и, смеясь, пошел прочь.

Девяносто Девятый еще нескоро увидел этого сумасшедшего человека, но он запомнил свое имя — Мартин — и запомнил, что глаза сумасшедшего показались ему в тот миг ярче и синей, чем солнце Акхат.

А Дик шагал себе по грузовой платформе сахарного завода Пещер Диса, не откликаясь а окрики типа: «Эй! Ты откуда, парень?! Стой! Куда идешь?!» Остановят — так остановят, нет — так нет. Вокруг него швартовались толкачи, сгружали сахарные листья в огромные котлы, сновали люди и гемы, а он плыл и плыл в этом водовороте одинокой щепкой.

Чья-то сильная рука взяла его за плечо. Он остановился, повинуясь. В глазах мелькали черные пятна.

— Ну что, — рявкнул остановивший. — Не пошел впрок ворованный сахарок?

Дик тупо мотнул головой.

— Видел разных идиотов, но таких не видел, — продолжал мужчина. — Голова болит?

Дик так же тупо кивнул.

— Вот и хорошо. Может быть, войдет в нее немножко ума, — та же рука сгребла Дика за шиворот и куда-то поволокла. Один прохладный коридор сменялся другим, потом Дика протащили через другую грузовую платформу — наверное, здесь отгружали готовую продукцию — и вышвырнули, как щенка, за ворота.

Дик оказался на улицах Муравейника — оживленного района города между глайдер-портом и промышленным сектором. Если бы он имел желание оглядеться — он бы увидел, что его замызганный и малахольный вид никого не возмущает и даже не удивляет — здесь встречались и более колоритные экземпляры. Оголодавший уличный мальчишка обгорел на солнце, воруя сахар с плантаций. Эка невидаль.

Он шагал и шагал наугад, пока не уперся в какой-то фонтанчик, возле которого горели свечки. Напившись, он немного опомнился и увидел, что лицо его находится на уровне чьих-то бронзовых колен. Дик поднял голову, сосредоточился — перед глазами плавала темнота — и осмотрел всю статую. Если бы он разбирался в вавилонской символике, он бы знал, что это — алтарная статуя какого-то всеми любимого покойника: об этом говорили монументальная поза и тяжелые погребальные одежды, а более всего — отполированные многочисленными прикосновениями колени. Но Дик не знал предмета — и увидел только ростовое изваяние красивого мужчины, скрестившего руки на груди, укутанного во что-то вроде замысловатой тоги и чуть запрокинувшего голову. Надпись у ног гласила: «Экхарт Бон, победивший побежденным, будь нашим заступником на Вечном Небе».

«Так это с тебя все началось», — подумал Дик. А потом ему пришла в голову другая мысль: «Это — отец моей Бет…».

Дик присел на бортик фонтана. Город протекал мимо него, вокруг него, над и под ним, а он был как камешек в потоке. Он даже не мог толком разглядеть своего будущего места жизни и смерти, потому что в глазах мельтешило, и, чтобы рассмотреть что-то, следовало сосредоточить на этом все свое внимание. А между тем, Такэда-сэнсэй сказала в его сне, что отведет его домой, а раз она так сказала, значит, это и есть его дом, ведь святые не лгут. А раз это его дом — здесь найдется место, где он сможет преклонить голову сегодня и завтра…

Правду говоря, ему пока никуда не хотелось уходить от своего «тестя», здесь была удобная скамейка и вода — но вскоре его обнаружил полицейский и погнал прочь.

— Это алтарный фонтан, а не умывальня для оборванцев, — сказал он, выволакивая Дика из скверика. — Иди в корабельный город, там есть пруд для таких, как ты.

Заплетающимся языком Дик поблагодарил, снова пошел наобум — и занесло его на рынок. Одна из торговок объяснила, как добраться до корабельного города и, сжалившись, сунула юноше в руки комок слипшегося холодного риса — наверное, остаток своего обеда. Дик поблагодарил, сунул комок за пазуху и пошел в указанном направлении, разворачивая на ходу розарий. Времени ему хватило на всю молитву, потому что корабельный город, как оказалось, находился на самой верхотуре, а пятнадцати сэн заплатить за гравилифт у Дика не было. Имени женщины он тоже не спросил, и лица не разглядел толком — но ведь Бог знал, кто она, а значит, молитва была услышана.

Корабельный город располагался на обширной ровной площадке над глайдер-портом Пещер Диса, и был новообразованием войны. Кланы, вынужденные «сокращать» свои корабли, сажали их здесь по договоренности с властями. В гондолах жили экипажи, чье профессиональное искусство стало ненужным после того как пилот погиб, был перекуплен или взят на военную службу. Системы жизнеобеспечения этих кораблей, как правило, работали стабильно, и нужно было только поставлять в корабельный город воду в достаточных количествах да вовремя подбрасывать молодую грибницу для бустера. Все это правительство делало для своих ветеранов бесплатно — остальное нужно было добывать трудом, но здешние жители ничего не умели, кроме космической работы, а в этом секторе экономики спрос на рабочие руки упал ниже уровня моря. Поэтому многих, слишком многих мальчиков из хороших семей бичевали и вешали в глайдер-порту, и слишком многих девочек по вечерам можно было найти в кабаках, в объятиях подвыпивших гостей.

Здесь царил особый вид нищеты — не той, что в нижних секторах, грязной, вороватой, лживой, ничем не брезгующей нищеты — но другой — застиранной, с гордо поднятой головой. Это не значило, что здешние обитатели не воруют и не промышляют черной торговлей — это значило, что здесь об этом не говорят даже между собой.

Крытый бассейн-резервуар — огромный, не меньше двухсот метров в длину — тут действительно был, и никого не беспокоило, что в нем купаются, поскольку вода все равно проходила через корабельные очистители. Но Дик, добравшись до бассейна, сообразил, что купаться сейчас не может — слишком много народу кругом. Жители корабельного города, без различия пола и возраста ныряли в этот бассейн освежиться, нежились на бетонных берегах под проникавшим через купол солнцем и играли в разные игры, начиная с мяча и заканчивая картами. Шнайдер наделил юношу такой коллекцией особых примет, перед которой меркла самая замысловатая татуировка, поэтому Дик, не задерживаясь, вышел из-под купола, забрался в глубокую тень под кольцо распределителя одного из ближних кораблей, и там заснул на крупном, чистом песке.

Проснулся он на закате Акхат, когда пекло сменили краткие сумерки. Эти сумерки были темней и гуще, чем промежуток между днем Анат и днем Акхат, и Дик вторично обругал себя за тупость: если бы он тронулся в путь в этих сумерках, переждав самый ад, он бы благополучно, припеваючи дошел до глайдер-порта. А с другой стороны — так или иначе, но сейчас он уже здесь, в корабельном городе, отдохнувший и частично выздоровевший, а так — он бы только трогался в путь по острым камням.

Под куполом было почти пусто. В дальнем конце кто-то плескался, но Дик рассудил, что с такого расстояния и в сумраке шрамов никто не разглядит, разделся и залез в воду. Как мог, он выполоскал из штанов и рубашки зеленую пыль, смыл ее с себя, потом штаны надел, а рубашку расстелил на бетоне сушиться.