Читать книгу "Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно - Франк Таллис"

– А что Анита?

– Она начала плакать, проснулся Брэд, и она ушла наверх укладывать его. Когда она вернулась, я сказал, что мне лучше съехать – так будет лучше для всех.

– Как отреагировала Анита?

– Просто ушла в себя. Стала… не знаю, безразличной… будто заледенела. – Грег вытер слезу.

– Ничего страшного… – сказал я и поставил коробку с платочками на диван.

Он смотрел на них несколько секунд, а затем вытащил одну штуку.

– Анита – прекрасная женщина. То есть, понимаете, она потрясающая. – Он высморкался, скомкал платок и убрал в карман. – Но какие бы чудесные чувства нас ни связывали, теперь всё похоронено под кучей дерьма: слишком уж много всего навалилось. Надеюсь, мальчишки не очень будут переживать. Они классные парни, я буду по ним скучать. Но если мы с Анитой будем продолжать жить вместе и она будет срываться, как тогда, в пятницу, ничего хорошего из этого не выйдет. Брэд и Бо не должны видеть свою мать в таком состоянии, просто не должны.

Мы обсуждали разные варианты: временно разъехаться, перейти к более интенсивной терапии. Но Грег оставался твёрд в своём решении. Отношениям пришёл конец.

– Может, вы ещё передумаете, – предположил я.

– Нет, – уверенно ответил он. – Я хочу вернуться к своей прежней жизни.

Анита пришла на следующий день. Она вошла в приёмную бойким, деловым шагом – словно на бизнес-встречу. Волосы зачёсаны назад и убраны ободком, макияжа на лице в два раза больше обычного. Хоть Анита и накрасилась очень умело, макияж смотрелся ненатурально – лицо выглядело неживым, кукольным. Она села на диван, закинула нога на ногу и стала рассказывать свою версию событий.

– Я насторожилась сразу, как только увидела её. Я заметила, что между ними что-то происходит… между ними явно что-то было. Я чётко это видела.

Грег отвечал на вопросы Аниты уклончиво – он попросту не хотел отвечать на них, и да, она сорвалась, но он вёл себя совершенно непростительно.

– Если бы я не начала расспрашивать об этой Кейт, он сам даже словом бы о ней не обмолвился.

На вечеринке Анита чувствовала себя униженной. Её заставили сидеть с Кейт за одним столом и «наблюдать, как та стреляет в него глазками и как накручивает на пальчик волосы». Анита бесподобно подметила поведение манипулирующей женщины, которая старается привлечь внимание мужчины и выглядеть при этом совершенно невинно.

– Как он мог со мной так поступить?

Всё ещё оставалась слабая надежда, что Грег передумает рвать отношения, поэтому я решил, что разумней не затрагивать данную тему – по крайней мере пока всё не прояснится до конца. Но Анита спросила в лоб:

– Он ведь к вам вчера приходил, верно?

Я почувствовал, что встаю на скользкий путь.

– Да. Приходил.

Она с вызовом вскинула голову и сказала:

– Мы расстаёмся.

– Понятно.

А потом уже тихим голосом, словно от нехватки дыхания, Анита добавила:

– Он бросает меня.

Сперва не было ни звука, но постепенно послышались всхлипы, а затем Анита разразилась криком жгучей боли, которая заставила её согнуться пополам, как если бы её физически ударили в живот. Слёзы струились по лицу, оставляя за собой чёрные полосы туши. Небрежно, по-детски, она смахнула сопли тыльной стороной ладони. Я пытался завладеть её вниманием, но Анита ушла глубоко в доречевое состояние, где ужасы неописуемы, где между миром хаоса и разумным «я» не пролегает моста из слов, где язык не способен дать имя отчаянию и тем защитить от него.

Как-то в институте, когда я был студентом, я обсуждал с одним из преподавателей своё решение стать клиническим психологом. «А, – сказал мне преподаватель, – так вам нравятся страдания?» Его провокация была неспроста. «Жизнь в пучине горестей…» Он хотел заставить меня задуматься, в самом ли деле я желаю провести остаток жизни, сидя в кабинете и наблюдая за мучениями людей, ведь у такого занятия есть свои издержки. Сильное горе и сильные переживания могут ранить самого терапевта, и так просто эту рану не залечишь.

Всего один раз я чуть было не расплакался на терапии, когда мальчик вспоминал о том, как умерла его мать. День для его семьи начинался предвкушением радости и веселья, а закончился тяжким горем. Они оказались втянуты в ряд событий, которые впоследствии обернулись национальной трагедией. Многие люди погибли, сотни получили ранения. Вовсе не жалость пронзила меня, когда я слушал рассказ потрясённого мальчика о криках и изуродованных телах. Меня поразило его мужество, его благородные попытки оставаться беспристрастным, потому как он хотел дать точный портрет своей мамы. Он хотел рассказать, какой она была женщиной, и о её доброте, он хотел придать её короткой жизни значение, рассказывая о ней другим людям.

Рыдания Аниты начали затихать, и вскоре она успокоилась. Передо мной снова появилась взрослая Анита и сказала: «Я не хотела ранить Грега. Правда не хотела. Я просто была сама не своя».

Почему люди склонны к саморазрушающему поведению?

Для описания внутренней склонности повторять пережитые в прошлом травмы в контексте нынешних отношений Фрейд использовал термин «навязчивое повторение». Больше всего Анита боялась быть брошенной, этот страх наполнял её детство, но вместе с тем она упорно продолжала вести себя с Грегом так, чтобы он её в итоге бросил. Хотя бо́льшая часть её поступков была совершена бессознательно, сознание Аниты могло если не видеть, то хотя бы предположить грядущие последствия. Между сознательным и бессознательным нет чёткой границы – есть области полутонов, сумеречные зоны и размытые очертания. Более того, Анита прекрасно знала о своём прошлом. До Грега у неё были отношения с другими мужчинами, и она точно так же ревновала, обвиняла, и в итоге отношения заканчивались разрывом, так и не успев толком сформироваться. Почему же Анита продолжала повторять одни и те же ошибки? Почему не могла измениться?

Фрейд размышлял над причинами навязчивого повторения и пришёл к заключению, что в людях заложен инстинкт смерти – движущая сила, которая питает все виды саморазрушающего поведения и даже самоуничтожение. Наличие такой силы он подтвердил законом природы: все организмы эволюционируют из неживой материи и в итоге к ней и должны вернуться. Такое простое предписание отражается в наших мыслях и наклонностях. Как только мы отдаёмся саморазрушающему поведению, мы выпускаем наш инстинкт смерти на волю и становимся на шаг ближе к забвению.

Навязчивое повторение можно объяснить ещё проще: как своего рода вредную привычку. В раннем детстве мы заучиваем определённые шаблоны поведения, и они действуют в нас по умолчанию. Такого рода поведение принадлежит к схемам, которые настолько плотно вросли в нас, настолько неотделимы от нашего «я», что любое расхождение с их предписанием заставляет нас чувствовать себя сбитыми с толку и совершенно беспомощными. Мы испытываем то, что психиатр Р. Д. Лэйнг, придерживавшийся радикальных взглядов, называл онтологической неуверенностью: мир для нас перестаёт быть стабильным местом, в котором всё просто и понятно. Мы чувствуем, что теряем себя.