Читать книгу "Спаситель и сын. Сезон 2 - Мари-Од Мюрай"

Как только он взглянул на Райю, она спряталась за мамину юбку и в панике что-то пискнула. Спаситель сообразил, что девочка ни за что не войдет, пока он будет стоять в проеме, и показал маме, что уходит. Он вернулся в кабинет, оставив двери широко открытыми, а сам уселся, чтобы не пугать ребенка своим ростом. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем появилась мадам Хадад, держа дочку на руках. Спаситель показал ей на кушетку и подождал, пока они устроятся. Райя сидела у матери на коленях, уткнувшись личиком ей в шею. «Это не просто застенчивость», — подумал Спаситель.

— Did I surprise her?

— Yes, you did[39].

Мадам Хадад было явно тяжело держать судорожно вцепившуюся в нее девочку. Спаситель попросил перевести, что сказала малышка, когда его увидела.

— Men in black[40].

Спаситель не мог не удивиться. Неужели он так похож на Уилла Смита?[41]

— Terrorists[42], — уточнила мадам Хадад. — In Mossoul.

Спаситель кивнул. Девочка приняла большого черного дядю за террориста в балаклаве. Не слишком удачное начало для терапии у психолога. И тогда Спаситель подумал, что нужно сделать что-нибудь такое, чего не будет делать ни один террорист. Он принялся напевать своим мягким обволакивающим голосом песенку, которой утешал сынишку, когда тот был совсем маленьким:

Если плачет душа малыша, Убаюкай, утешь, обними, Нежно к сердцу прижми малыша, Если плачет его душа…

Райя посмотрела на него исподлобья, и Спаситель увидел, что она что-то поняла по-французски, во всяком случае, уловила главные слова: малыш, плачет, утешь, душа. И тогда он заговорил с ней по-французски:

— Я врач, стараюсь стать помощником, другом каждому, кому плохо, кто напуган, вместе с тобой мы будем играть, рисовать, смеяться и однажды поймем, что не стоит ничего бояться. В общем, я доктор-целитель, и, думаю, не случайно назвали меня Спаситель.

Спаситель подошел к маленькому столику и показал цветные карандаши, бумагу, коробку с пластилином, вытряхнул фигурки животных из одной коробки и человечков из другой. Мадам Хадад что-то шептала Райе на ухо, и та, наконец, отпустила маму и села с ней рядом, но продолжала прятать лицо.

— Would you tell me what happened to you in Mossoul?[43] — попросил Спаситель.

Молодая женщина, наконец-то почувствовав себя в безопасности, дала волю чувствам и рассказала обо всем, о чем не стала говорить Луизе, когда та пришла к ней брать интервью. Рассказала о терроре в городе, о том, что ее брат Хилаль, подросток пятнадцати лет, был убит прямо на улице… Рассказала, как они уехали, как их остановили, грубо вытащили из машины, разбили скрипку мужа о камень, потому что музыка — это кощунство, сорвали с нее украшения. Как она боялась, что ее изнасилуют. Она дрожала, она плакала, а Райя слушала и понимала в эту минуту английский, который никогда не учила.

— Тебе было очень страшно, Райя, — заговорил с ней Спаситель. — Твои папа и мама не делали ничего плохого, и Хилаль тоже был очень хорошим. А люди с оружием были очень злые. Они террористы, понимаешь?

Девочка вжалась в материнский бок. Может, она хотела обратно к ней в живот? Застенчивая? Нет. Травмированная. У Спасителя не было еще такого случая, и он не знал, сможет ли помочь. Он прямо сказал об этом мадам Хадад, пообещал поискать специалиста. Но, пока он говорил, Райя отодвинулась от мамы и стала смотреть на что-то в глубине комнаты. Шум разбудил мадам Гюставию, и она отправилась на поиски еды. Спаситель проследил за взглядом Райи, подошел, взял клетку и поставил на кушетку. Мадам Гюставия рылась в соломенной подстилке, разыскивая свои заначки. Она отыскала большой кусок моркови и вгрызлась в него, ее защечные мешки раздулись, она стала ужасно смешной. И вдруг Райя, неожиданно для самой себя, а еще неожиданнее — для своей мамы, расхохоталась. Да здравствует хомячковая терапия!

После того как мадам Хадад с дочкой ушли, у Спасителя, как всегда после трудной недели, появилось чувство, что вокруг него все кружится… Захотелось даже снова нырнуть в постель, чтобы головокружение прекратилось. Но потом ему в голову пришла совсем другая идея…

В доме на улице Льон Луиза, оставшись в одиночестве, вооружилась канцелярским резаком и скотчем, решив, наконец, покончить с упаковкой вещей для переезда. Она обматывала картонные коробки широким скотчем и удивлялась, сколько же за эти годы накопила ненужных вещей: книг, одежек, вилок-ложек. Подвал вообще оказался реликтовым заповедником: ржавые трехколесные велосипедики, чумазые куклы Барби, блюдца без чашек, детские подарки на праздник мам, которые «нельзя же выбросить»!

Дети с утра отправились к отцу, и Луиза позволила себе расслабиться. Не стала подкрашиваться, волосы подобрала большой заколкой-крабом, натянула легинсы, накинула мужскую рубашку, ноги сунула в стоптанные тапки. Она бы со стыда сгорела, увидь ее кто-нибудь в таком-то виде. А в дверь между тем позвонили. Бывший муж, что ли, что-то позабыл? Или почтальонша заказное письмо принесла?

— О-о-о, — горестно воскликнула она, увидев на площадке Спасителя.

— Я не вовремя? — спросил он. Его кольнула мысль, что у Луизы есть кто-то другой.

Луиза молча заправила за ухо выбившуюся прядь и посмотрела на грязные, исцарапанные руки.

— Извини, я не в форме.

— Да, я вижу, но так ты еще соблазнительнее…

— Может, зайдешь выпить чаю? — пробормотала она, растерявшись.

— Я не люблю чай.

— Тем лучше, у меня все равно его нет.

Неделя с 21 по 27 сентября 2015 года

Элла всю неделю ждала этого момента, а теперь, сидя в приемной месье Сент-Ива, хотела только одного — убежать. Никогда у нее не хватит мужества рассказать Спасителю, что с ней произошло и что она пережила.

Все началось во вторник. В тот день был урок латыни с мадам Нозьер, и, значит, предстояла неизбежная встреча с девчонками из класса «Б». С теми самыми — Мариной, Алисой, Сельмой, Меленой и Ханной. Воодушевленная вчерашней беседой с психологом, Элла сказала себе, что нисколько их не боится и вполне способна не обращать внимания на «не ква», которые полетят ей в спину, и шепот «кю-ку, кю-ку», потому что она Кюипенс. Глупо? Да. Жестоко? Да. Но не опасно. «Они не помешают мне взрослеть», — повторяла, как мантру, Элла. Она решила делать зарядку, чтобы стать крепче: будет отжиматься, заведет себе гантели, будет ходить пешком до школы. И еще она составила список книг, которые помогут ей стать писателем. Она будет писать приключенческие книги, как Джек Лондон — его биографию она прочитала в Википедии. И как же она обожала свою синюю с белым сумку через плечо — в ней было что-то морское. Она шла, сумка ударяла ее по боку, и Элла представляла, что шагает в порт, где ее дожидается шхуна. Эллиот Кюипенс мог быть затаившимся в трюме пассажиром, охотником на тюленей, пиратом, военным фотографом, путешественником по землям инуитов, золотоискателем в Клондайке. Нет, больше ни с кем она не будет делиться своими мечтами. Только со своей тетрадкой. И еще со Спасителем. Они заключили союз, когда он согласился называть ее Эллиот. Он сказал ей: «Ты не как все, ты особенная».