Читать книгу "Чеченский бумеранг - Николай Иванов"

Изничижал себя. А тем не менее заглядывал вперед: придут боевики – и на ночь за сеном полезут на чердак. Значит, вырываться из западни требовалось сейчас, пока противника всего-ничего, даже на всех не хватает. И желательно без шума. Группа смотрела на него, ожидая приказа. Подполковник достал нож, спецназовцы сделали то же самое. Пальцем указал Марине – ты остаешься наверху и держишь ситуацию на мушке. Остальные – готовимся вниз.

Благо, что внизу шумели и смотрели по сторонам, не удосуживаясь поглядывать вверх. А к краю чердачных досок, задавливая собственными телами шорохи, ползли спецназовцы. Насколько возможно, отыскивали опору для толчка. Пытались распределить меж собой боевиков. Себе Заремба выбрал рослого, с выступающей челюстью чечена. Он не являлся старшим среди экипажа «таблетки», но хозяйская поступь и короткие реплики выдавали в нем негласного лидера. У боевиков подобное случалось частенько – командира выдвигает род, тейп, клан…

Дождались, когда прибывшая пятерка собралась вместе. И десантниками без парашютов, выпростав когти-ножи, шестиголовой пятнистой птицей свалились на них сверху спецназовцы. «Дзя» не кричали и ногами не махали, движение делалось одно – нож в противника.

– А-а, – захрипели разом все пятеро.

Пытались отскочить, достать оружие – и кто-то дотянулся до спасительного спускового крючка. Очередь раздалась короткая, всего в два патрона. Но в той тесноте, что крутилась в кошаре, пули не могли не попасть хотя бы в кого-нибудь. Но раз следующих выстрелов не последовало, достали и стрелка. Оглядеться, узнать, кто убит или ранен, Заремба не мог. Его противник оказался необычайно силен. Силен тем не отточенным, не сформированным в искусство бойца буйством, под чей кулак и гнев лучше не попадать. Такой сам увертывается интуитивно, а сдаваться не умеет. Только цена неотшлифованного алмаза все равно в десятки раз ниже стоимости изделия, которого коснулся рукой мастер.

Зарембу шлифовали всю его жизнь – в суворовском, воздушно-десантном училищах, спецназе ГРУ. Может, кто-нибудь из профессионалов-рукопашников увидел бы в его подготовке шероховатости, захотел бы убрать определенные выступы или провалы, но недостатки сильнее высвечиваются, когда идет бой на равных.

А здесь, едва боевик рукой-корягой сумел отбить первый удар и сам замахнулся для своего, способного размозжить голову, подполковник перехватил «короля джунглей» лезвием назад. Самое неприятное в готовящемся приеме – очутиться на мгновение спиной к врагу, но по долгому замаху противника нетрудно определялось, что контрприема не последует. Чечня именно такая – необузданная, сильная, но неотточенная.

Резко развернувшись через спину, сбоку вонзил кинжал во врага спецназовец. Чеченец, захлебнувшийся на замахе, замер от боли, в глазах прочиталось недоумение и страх: как же так, я не мог проиграть, откуда боль?

– Игорь ранен, – раздался голос Туманова, наконец-то увидевшего, в кого вошли пули.

В летчика! Можно было не сомневаться и предугадать сразу. Дважды ему испытывать судьбу не стоило – однажды Чачух уже катапультировался из горящего самолета. Тогда спасся. А сейчас, имей даже дюжину спортивных разрядов, в рукопашной схватке в тесноте это не поможет. Хотя наверное все было банальнее и проще: Игорь не дотянулся в своем прыжке до противника. Марине же стрелять в суматоху – кувалдой долбить комара в лукошке с яйцами. Своего врага Заремба для гарантии еще поддел, вздернул, и лишь когда тот обмяк, отпустил с ножа.

Схватка заканчивалась. Дождевик додавливал своего чечена, Волонихин с Мариной склонились над Игорем, а Туманов высматривал ситуацию на улице.

– Проверь «таблетку», – крикнул ему подполковник.

– Движок работает.

– Игоря в машину.

Сам выскочил из кошары последним, хотя двое из пятерых чеченцев еще по-детски стонали от ран, умоляя о сострадании и помощи. Но Туманов поторопил:

– Командир.

Пограничник уже сидел за рулем, и лишь Заремба прыгнул в кузов, включил скорость. Для группы оставалась открытой единственная дорога – обратно в лес. Но когда есть машина, можно промчаться опушкой, пока хватит бензина.

Летчик лежал на полу кузова, и хотя его голову держала в своих ладонях Марина, из сомкнутых губ Игоря пробивалась струйка крови. Волонихин на ходу пытался перевязать ему грудь.

– Что у него? – попросил известий Заремба.

– Тяжело. Тряски не выдержит.

– Василий, стой.

Пограничник сбил скорость, но протянул еще несколько метров. А когда летчика сняли с машины и уложили на землю, развернул «таблетку» и помчался в обратном направлении, хоть как-то попытавшись запутать следы.

Раненого переложили на спальный брезент, и доктор сумел закончить перевязку.

– Ждешь Туманова и за нами, – приказал Марине подполковник, первым хватаясь за смятый угол самодельных носилок. – Мы идем вдоль опушки. В горы, – он посмотрел на синеющие вдали перекаты.

– Быстрее бы ночь, – неожиданно попросил Волонихин. Заремба скосил на него взгляд – только доктор мог догадываться, что сейчас лучше для Игоря. Волонихин же оглядывался назад, волнуясь за Марину. Всем им вместе нужно было уйти как можно дальше от кошары.

А около нее тем временем началась беспорядочная пальба – так возмущаются и негодуют, а не стреляют по цели. Прибежали запыхавшиеся Марина и Туманов.

– Человек сорок, – сообщил пограничник главное известие. – Два «уазика».

– Бегом.

Пальцы не держали брезент, скользили, и хорошо, что один человек постоянно крутился, подменяя по очереди остальных. Горы только издали кажутся близкими, но это обманчивая доступность. Полазивший по ним вволю Заремба знал, что группа окажется у их подножия не раньше, чем зайдет солнце. Стрельба сзади то утихала, то возобновлялась с новой силой. Боевики нервничали из-за наступающей темноты и поливали огнем любое подозрительное место. Судя по всему, они вначале бросились в ту сторону, куда угнал и бросил в канаву «таблетку» Туманов, но потом звуки вернулись, стали ближе и явственнее. Скорее всего, боевики опять разделились на две части, намереваясь чистить рощу без устали и до победного конца.

Улучив минуту, освободившую его от раненого, подполковник выдвинулся влево на открытый участок. Село осталось далеко позади, но оттуда нарастал вой «уазика». На месте Волка он точно так же бросил бы часть отряда к подножию горы. А потому, даже только что обжегшись на открытой местности, все равно утверждался в мысли: из капкана нужно вырываться обратно в чистое поле.

Впрочем, не такое уж оно и чистое. Взгорочки, буераки, кустарники – эти вечные спутники гор шрамили и рябили местность, и спецназовец решился:

– Сюда, в поле, – позвал он носильщиков.

Сам залег на опушке, ожидая, когда из натужного воя вырвется спешащий на перехват «уазик». Но успели, успели и ребята скрыться в ложбинке, и он сам, скрючившись как кенгуру, впрыгнул в мертвую зону вслед за ними, прежде чем машина с боевиками, тяжело проседая, пересекла только что проложенный путь на свободу.