Читать книгу "Мертвый сезон - Андрей Воронин"

Глеб докурил сигарету и с силой ввинтил окурок в донышко пепельницы. Пепельница сверкала такой первозданной чистотой, что казалось, будто с нее смыли даже микробов. За время отсутствия постояльца в номере навели идеальный порядок; Глеб открыл шкаф, бегло осмотрел лежавшую и висевшую там одежду, заглянул в оба чемодана. В чемоданах кто-то порылся – очень аккуратно, но недостаточно профессионально, чтобы Сиверов этого не заметил; в одежде тоже копались, и было неизвестно, сделала это убиравшая в номере горничная или кто-то еще. Глеб вынул из чемодана свежую пачку сигарет, сорвал с нее целлофановую обертку и бросил в мусорное ведро. Ведро тоже было чистое, хоть воду из него пей. Слепой усмехнулся и, закуривая на ходу, отправился к мини-бару: создав себе такую репутацию, надо было ее поддерживать.

Стоя под душем, он думал, правильно ли поступил, постаравшись с самого начала привлечь к себе внимание местной ментовки, вызвать подозрения в свой адрес – подозрения, которые после надлежащей проверки должны были показаться беспочвенными. Судя по тому, что на волю из кутузки его выпускал начальник местной милиции собственной персоной, план сработал: как правило, полковники милиции не опускаются до воспитательных бесед с ресторанными дебоширами, заночевавшими в "обезьяннике". Во время этой беседы полковник Скрябин осторожно пытался его прощупать, но Глеб держался нагло, как и полагается набитому деньгами лесопромышленнику на отдыхе, и демонстрировал полную осведомленность в вопросах "своего" бизнеса. Похоже было на то, что к концу разговора полковник успокоился и потерял к нему всяческий интерес, кроме, понятное дело, финансового – так называемый штраф, который Глеб заплатил лично полковнику Скрябину по обоюдному согласию, оказался весьма приличным, хотя и не таким большим, как можно было ожидать.

Поразмыслив, Глеб пришел к выводу, что все сделал правильно. Если бы он приехал сюда ради одного или двух человек, в разыгранном накануне спектакле не было бы нужды. Но ему предстояло провести масштабную зачистку, а с учетом личностей и общественного веса его потенциальных клиентов можно было ожидать, что уже после первой акции вся местная ментовка будет стоять на ушах и проверять на вшивость каждого из гостей города. Посему Слепой нуждался в хорошей легенде, каковую он себе и обеспечил: теперь, остановив его на улице для проверки документов, менты будут только плечами пожимать: а, этого придурка мы знаем, это не тот...

Намыливая правый бок, он слегка поморщился: на ребрах темнел изрядный кровоподтек. Вчера вечером, войдя в роль пьяницы и дебошира, Глеб немного недоглядел, и одному из ресторанных вышибал удалось довольно чувствительно достать его классическим прямым ударом в корпус. Парень неплохо боксировал, и, посылая его в нокдаун, Глеб испытал глубокое удовлетворение: всегда приятно иметь дело с серьезным противником.

Потом он подумал, каково придется здешним ментам, в особенности сыскарям, и от души их пожалел: ребят ждала куча работы и масса нервотрепки, и все это будет продолжаться еще много недель, а то и месяцев после того, как Глеб отсюда уедет.

После душа он будто заново родился, и, как всякому новорожденному, ему немедленно захотелось есть. Вчерашний ужин в ресторане закончился раньше, чем успел начаться; собственно, Глеб успел проглотить только салат с единственным кусочком хлеба, после чего затеял громкий скандал на старую как мир тему: принесут ему горячее до конца отпуска или не принесут? Остальное было делом техники; в целом спектакль прошел на ура, вот только поесть Сиверову так и не удалось, и в ментовке его тоже не накормили.

Идти в ресторан после вчерашнего было неловко. В принципе, на гостиничном ресторане свет клином не сошелся, поесть можно было в любом другом месте, на любом углу. Однако, выбрав для себя роль, нужно было играть до конца, и Глеб, приведя в порядок одежду и с отвращением навертев на себя кучу золотых побрякушек, как ни в чем не бывало отправился на место вчерашнего побоища.

Как он и ожидал, большое зеркало в холле ресторана уже заменили. Глеб мысленно усмехнулся, подумав, что в его работе все-таки имеются неоспоримые преимущества: кто еще может позволить себе, находясь в здравом уме и твердой памяти, разгромить кабак, не опасаясь за последствия? Впрочем, ответ на этот вопрос нашелся сразу же: ОМОН, вот кто. Громить кабаки и укладывать посетителей мордой в пол – их любимое занятие, и их тоже никто за это не наказывает...

В обеденном зале тоже не осталось никаких следов погрома, учиненного накануне Глебом Сиверовым – то бишь, пардон, Федором Мочаловым, лесопромышленником, записным буяном и драчуном. Для начала, просто чтобы не дать вареву остыть в горшке, Глеб подсел к бару и спросил пятьдесят граммов хорошего коньяка. Бармен держался с ним суховато и настороженно, но был отменно вежлив, предупредителен и даже попытался – правда, не слишком настойчиво – вернуть сдачу. Сдачу Глеб, естественно, не взял; с удовольствием выпив коньяк, который, вопреки ожиданиям, и впрямь оказался хорош, он пересел за столик, закурил и по-хозяйски огляделся.

Официантка оказалась рядом с ним в мгновение ока. Вчера Глеб ее не заметил – видно, была не ее смена, – но девчонку явно ввели в курс событий, и обращалась она с ним как с бочкой пороха, готовой взорваться от малейшего толчка. Покуривая и без нужды ковыряя во рту зубочисткой, Глеб самым развязным тоном сделал заказ, присовокупив к нему просьбу побойчее шевелить фигурой. "В ментовке ночевал, – доверительно объяснил он старательно глядящей в свой блокнотик официантке. – Жрать хочу – помираю".

Заказ был доставлен ему с волшебной скоростью, что наводило на печальные размышления о неисправимости человеческой природы, всегда нуждающейся в кнуте и прянике. В качестве пряника он оставил официантке щедрые чаевые и попросил передать слова благодарности повару. Если вдуматься, повара благодарить было не за что: еда оказалась, во-первых, так себе, а во-вторых, наверняка была разогрета, а не свежеприготовлена.

Такова была плата за быстрое обслуживание; такова была цена выбранного имиджа.

Покончив с обедом, Глеб вышел из гостиницы и не спеша побрел вдоль улицы, направляясь куда глаза глядят. Четкого плана предстоящей операции у него не было. Каких-то особых осложнений он также не предвидел. Самой трудной частью задания представлялся поиск компромата, которым местные мафиози шантажировали Косарева. Спрятанная где-то в шумном и пестром курортном городе магнитофонная кассета – это даже не иголка в стоге сена, и отыскать ее будет посложнее, чем упомянутую иголку. Впрочем, найти иголку легко, если имеешь хороший магнит; перед отъездом Глеб обсудил эту проблему с Федором Филипповичем, и оба сошлись во мнении, что такой "магнит" у них имеется. Правда, для того, чтобы им воспользоваться, требовалось время, а времени у господина Косарева оставалось маловато. Кроме того, надо было лишить противника возможности сделать ответный ход, одно за другим обрубить щупальца, протянувшиеся отсюда до самой Москвы.

– Если птице отрезать руки, – вполголоса пробормотал Глеб, доставая из пачки сигарету, – если ноги отрезать тоже, эта птица умрет от скуки, потому что сидеть не сможет...