Читать книгу "Мертвый сезон - Андрей Воронин"

– Не понял, – строго сказал генерал. – Это что еще за новости?

– Видно, вы и впрямь не поняли, – посмеиваясь, сказал Глеб. – Ведь с самого начала было ясно, что операция затяжная, займет довольно много времени и что одновременно быть в Москве и в Сочи я не могу. Я сразу просчитал, что, как бы я ни торопился, Ненашев успеет улизнуть, как только узнает, что стало с его друзьями в Сочи.

– Поэтому ты и не торопился, – с неодобрением вставил генерал.

– Именно поэтому. Я просто начал подбрасывать местным ментам кости. Правда, мне пришлось бросить им меньше костей, чем я рассчитывал поначалу. Но я же не знал, что у них есть этот Синица! Он так уверенно шел по моему следу, как будто я – машина, которая делает разметку асфальта. Я даже занервничал немножко. Но потом все вошло в колею, и наш Синица сыграл свою роль как по-писаному, – нашел меня в Москве, сел на хвост и все время держал Ненашева в курсе событий.

– Артист, – проворчал Федор Филиппович. – А все-таки лучше бы его в этом деле не было. Лучше бы его вообще не было, этого твоего мента!

– А вот тут вы не правы, Федор Филиппович. Это же представитель вымирающей породы: честный мент. Да что я говорю – мент! Честный человек. Много вы можете назвать честных людей – так, чтобы без натяжек, без скидок на обстоятельства? Много? То-то! И что, такого человека я должен был застрелить?

– Понес, – проворчал Федор Филиппович. – Ладно, успокойся, никто твоего мента не тронет. Я посмотрю, что могу для него сделать. Может, удастся немного продвинуть его по службе, тем более что вакансии у них в управлении теперь имеются...

– Он взяток не берет, – напомнил Сиверов.

– Взятки надо уметь правильно давать, – неожиданно для себя самого приходя в прекрасное расположение духа, назидательно сказал Федор Филиппович. – Я это умею. Запомни: если взятку правильно преподнести, никто даже не заподозрит, что это взятка. Все решат, что человека наконец-то оценили по заслугам.

Он попытался понять, отчего вдруг развеселился, и понял: это потому, что Сиверову удалось разубедить его в необходимости убрать того чересчур смышленого майора. Хотя, услышав по телевизору известие о смерти Ненашева, Синица наверняка сумеет сложить два и два. Недаром же Глеб его хвалил...

"Ну и пусть складывает, – решил Федор Филиппович. Не надо ничего доводить до абсурда, в том числе и секретность. В конце концов, Сиверов и по улицам ходит. Что же теперь, броневик с пулеметом за ним следом пускать, чтоб свидетелей не оставалось?"

– Новый год скоро, – сказал он, чтобы сменить тему.

– Да, – откликнулся Слепой. – Дома будете праздновать?

– Наверное, – пожал плечами Потапчук. – Хотя ты же в курсе, все, как всегда, может измениться в самый последний момент. А ты?

– А я, как вы, – ничего не знаю. Вдруг Ненашев воскреснет? Сделайте-ка погромче, Федор Филиппович.

Потапчук пожал плечами и включил звук. По другому каналу тоже начались новости, и дикторша – другая, не та, что рассказала им про Ненашева, – с азартом предавала гласности планы главы государства, вознамерившегося в канун Нового года присутствовать на открытии новенького горнолыжного курорта, открывшегося где-то на Урале.

– Любопытно, – досмотрев сюжет до конца, задумчиво произнес Сиверов, – а кому он принадлежит, этот новый курорт?

Некоторое время Федор Филиппович в немом изумлении смотрел на него, а потом сообразил, что Глеб шутит, плюнул и выключил телевизор. Сиверов засмеялся, но на душе у генерала от этой сцены все равно остался какой-то неопределенный осадок.

– А у меня для вас новогодний подарок, – сказал Сиверов.

– Чья-нибудь голова? – мрачно пошутил Федор Филиппович.

– Это в следующий раз. А пока...

Глеб легко встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся с каким-то прямоугольным свертком.

– Вот, – сказал он, протягивая сверток генералу. – Разверните. Я не был уверен, что понравится, но решил рискнуть.

В последний раз подозрительно на него покосившись, будто ждал подвоха, Федор Филиппович развернул шуршащую бумагу. В свертке была картина – жемчужно-серый, голубоватый, туманный морской пейзаж. Это было похоже на раннее утро – так, во всяком случае, показалось Федору Филипповичу. Еще ему показалось, что художник писал для души, а не ради денег.

– Недурно, – сказал он. – Хотя я, конечно, не знаток.

– Я тоже, – сказал Глеб, – но лично мне нравится.

Близоруко щурясь, генерал вгляделся в подпись художника.

– Че...

– Чернушкин, – подсказал Глеб. – Степан Степанович.

Это прозвучало как-то странно. Федор Филиппович вскинул голову, чтобы заглянуть Глебу в глаза, но Сиверов уже снова сидел у камина и курил, пуская дым в его закопченное жерло. На фоне пляшущих языков пламени он выглядел просто темным силуэтом без лица, и Федор Филиппович, мысленно махнув на него рукой, снова опустил взгляд на картину – она действительно была недурна. "Дома повешу", – решил Потапчук и, подумав, налил себе еще чашку чая.