Читать книгу "Мертвый сезон - Андрей Воронин"

Щедрое майское солнце вовсю палило с безоблачного неба, еще не успевшего выцвести, выгореть от беспощадной южной жары и оттого яркого, пронзительно-синего, будто недавно покрашенного дорогой импортной краской специально к приезду высоких гостей. Остроконечные листья пальм, аккуратно подстриженные живые изгороди и идеально ухоженная травка английских газонов ласкали глаз чистейшими, не успевшими пожухнуть оттенками зеленого цвета; цветущие почти круглый год клумбы пестрели сложными узорами цветов, высаженных с большим знанием дела. Разноцветные цементные плиты дорожки казались девственно чистыми, едва ли не стерильными, хоть спать на них укладывайся. Ну разве что лежать жестковато будет, а за одежду можно не беспокоиться – к ней наверняка ни единой пылинки не пристанет...

Слегка дернув щекой, что означало у него крайнюю степень раздражения и недовольства, майор Кольцов перевел взгляд на море, которое отсюда, с поросшего пышной субтропической зеленью склона горы, виднелось во всей своей первозданной красе. Море напоминало огромный плоский самоцвет – у самого берега бирюзовый, прозрачный, позволяющий видеть дно с крупными обломками скал и темными скоплениями водорослей, а дальше, на глубине, отливающий темным ультрамарином, который ближе к горизонту понемногу принимал сероватый свинцовый оттенок. Вдоль воды тянулась узкая полоска пляжа, отсюда казавшаяся белоснежной, как воротничок сорочки начальника смены полковника Славина, который, стоя на широком низком крыльце под затейливо изогнутым на манер морской волны бетонным козырьком, уточнял с хозяином заведения последние детали организации предстоящего визита. Щурясь от солнца, майор Кольцов какое-то время разглядывал причалы с застывшими катерами и парусными яхтами, а потом отвернулся, подавив в себе желание еще раз раздраженно дернуть щекой. Даже море, которое разлилось здесь задолго до того, как на эти берега впервые пришли люди, сегодня казалось ему каким-то ненатуральным, чересчур ярким, словно декорация или рекламный плакат. Похоже было на то, что море тоже подготовили к появлению гостей – принесли в рулоне с какого-то склада, раскатали, расстелили, разгладили, а когда гости убедятся, что все в порядке, сядут в машины и уберутся подобру-поздорову, его опять свернут в рулон и увезут на склад до следующего раза, когда сюда приедет САМ или кто-нибудь имеющий к нему прямой доступ...

Кольцов вынул из нагрудного кармана легкой белой рубашки сигареты и закурил, морщась от привычного вкуса, сегодня больше напоминавшего вонь тлеющей шерсти. В горле саднило, голова была тяжелая и тупо ныла – по дороге из Москвы в Сочи майор каким-то непонятным образом ухитрился схватить простуду и теперь если и не переживал кризис болезни, то был к этому весьма близок. Вообще-то, выходить на работу в таком состоянии ему и его коллегам строжайше воспрещалось, но, во-первых, это была обычная предварительная проверка, а во-вторых, приехали они сюда небольшой, тесной компанией, в которой каждый имел свой круг обязанностей, перекладывать которые на товарищей из-за какой-то там простуды Кольцов не хотел. Да и что бы он стал делать, оставшись один в гостиничном номере? Лечиться? Я вас умоляю! Такие вот хвори, как кто-то очень верно подметил, вылечиваются за неделю, а сами собой проходят за семь дней...

Майор подумал, не простуда ли послужила основной причиной владевшего им сегодня раздражения. Впрочем, он прекрасно знал, что дело вовсе не в простуде. По дороге сюда, в машине, ребята не упустили случая пройтись по поводу его соплей, и он вместе со всеми смеялся и отшучивался. Несмотря на головную боль и насморк, настроение у него было ровное, спокойное – одним словом, рабочее. Изменилось оно уже здесь, и случилось это в тот момент, когда Кольцов увидел по-хозяйски стоящего на крыльце рядом с вышедшим встречать гостей директором комплекса господина Ненашева собственной персоной.

Вообще-то, господину Ненашеву в данный момент было совершенно нечего делать в Сочи и уж тем более здесь, в недавно выстроенном спортивном комплексе. Для спортивных единоборств, под которые, если верить владельцам, было отведено почти девяносто процентов здешней полезной площади, Андрей Ильич Ненашев, во-первых, был староват, а во-вторых, чересчур зарос жиром на депутатских харчах. Ни о какой спортивной форме в его случае говорить не приходилось, хотя здоровья господину депутату было не занимать. К тому же, если бы Андрею Ильичу и впрямь взбрела в голову странная идея повозиться на борцовском ковре или, скажем, на татами, ему незачем было лететь в Сочи – спортивных залов и опытных спарринг-партнеров, обученных незаметно поддаваться большим шишкам, не раня их самолюбия и не вредя их драгоценному здоровью, хватало и в Москве. Но он почему-то прилетел сюда, в Сочи, да еще не в сезон, да еще и перед самым приездом полковника Славина и его группы. Выходя из машины, Кольцов заметил, как полковник слегка нахмурился, глядя на Ненашева, а затем, будто что-то припомнив, расслабился и перестал обращать на господина депутата внимание. Видимо, полковнику было известно о связях Ненашева с местным начальством больше, чем знал майор, и он решил не придавать значения внезапному появлению господина депутата. Поразмыслив, майор Кольцов пришел к выводу, что его непосредственный начальник прав: в конце концов, депутат Ненашев не угрожал безопасности президента, а все остальное их, сотрудников личной охраны главы государства, никоим образом не касалось.

Сейчас, стоя на выложенной цветными плитами дорожке, майор Кольцов старательно боролся с раздражением, снова и снова повторяя себе, что это не его дело. Начальник смены не придал присутствию Ненашева в спорткомплексе значения, так чего же ему, Кольцову, неймется? Ему что, больше всех надо?

Конечно же, Кольцов знал, в чем тут дело. Ему просто не нравился Ненашев, и место это не нравилось, и люди, которые тут всем заправляли, не нравились тоже. Про Ненашева говорили много неприятных вещей, особенно во время избирательной кампании; разумеется, майор ФСО Кольцов был не настолько наивен, чтобы верить пиарщикам, однако люди, которым он мог полностью доверять, тоже относились к господину депутату без особого пиетета. Прошлое его было не то чтобы беспросветно темным, а просто сереньким в черную крапинку, и имелось в этом прошлом несколько периодов, по поводу которых господин Ненашев высказывался крайне неохотно и как-то так, что оставалось непонятным, чем он во время этих периодов занимался и где обитал. Поговаривали также, что Ненашев берет на лапу; впрочем, это говорили обо всех депутатах Думы, и Кольцов подозревал, что это как раз тот случай, когда дыма без огня не бывает.

Что же до хозяев новенького спортивно-оздоровительного комплекса, на территории которого все они сейчас находились, то с ними все было ясно. Это были люди, которых Кольцов, если бы ему дали волю, давным-давно перестрелял бы без суда и следствия. Он посмотрел на директора комплекса, который, стоя на крылечке, что-то убедительно втолковывал Славину, и с отвращением отвернулся. Директор, он же хозяин, он же личный друг сочинского мэра, был плотным, коренастым брюнетом с тяжелой, темной от проступившей щетины нижней челюстью, оливково-смуглым лицом с грубыми чертами и мощной, уже начавшей расплываться фигурой бывшего борца. Глаза у него были черные, как угольки, бойкие, подвижные и в то же время какие-то мертвые, непроницаемые, как будто в глазницах вращались два шарика темного стекла. Разговаривал он с заметным кавказским акцентом, называл собеседника "дорогой" и все время норовил панибратски похлопать по плечу, от чего Славин, честь ему и хвала, ловко уклонялся. Звали директора Аршаком – так он, во всяком случае, представился, когда они приехали. Полковнику Славину, несомненно, его анкета была известна до последней запятой; Кольцова с этим занятным документом никто не ознакомил, да он в этом и не нуждался: все подробности богатой на события трудовой биографии Аршака были крупными буквами прописаны прямо на его смуглой физиономии. Бывший борец, вряд ли из чемпионов, но явно спортсмен крепкого мирового уровня, еще на заре перестройки сообразивший, с какой стороны на бутерброде масло, и вместе с бандой таких же, как сам, отставных мастеров спорта вытрясавший дань из тогдашних кооператоров. Если сидел, то недолго, и вернулся из зоны не на пустое место – друзья ждали, оказали посильную помощь, да и у самого небось в загашнике было кое-что припрятано...