Читать книгу "Американский доброволец в Красной Армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейсхтага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945 - Никлас Бурлак"

— Очень интересно вы рассказываете о ваших мыслях, посетивших вас после ранения и контузии, — сказал полковник медслужбы доктор Селезень. — Продолжайте, пожалуйста.

Тут мне вспомнилась одна история, которую я решил пересказать врачам:

— Когда-то отец рассказывал мне о человеке, которого в Америке приняли за умершего и похоронили заживо. А через несколько дней кто-то проходил по кладбищу мимо его могилы и услышал приглушенные крики: «Хелп! Хелп! Хелп!» Сообщили в полицию. Раскопали могилу, открыли гроб. В нем лежал живой «покойник». У него были покусаны пальцы на руках. Сделал это он сам, когда понял, что его похоронили и надежды быть вырытым из могилы нет никакой. После этого в том американском городе перед захоронением мертвецам стали прокалывать сердце стальной иглой… Это мне рассказал мой отец.

Полковник и капитан медслужбы многозначительно переглянулись. Наверное, они раньше ничего подобного не слышали, подумал я.

Я замолчал.

— А вы, чувствуя над собой слой земли, не теряли надежду? — спросил меня полковник Селезень.

— …На мгновение меня охватил ужас. Лежал я, как обычно во время сна, животом вниз. Заставил себя приподняться. Мне показалось, что я смог это сделать. Значит, слой земли надо мной не очень большой, подумал я. Если бы меня захоронили, я бы лежал спиной, а не лицом вниз. Решил проверить, что у меня с руками и ногами. Попробовал подвигать правой рукой и пальцами на руке. Работают. Смогу писать. Попробовал левую руку. В порядке. То же с правой ногой и с левой. Все, казалось, в порядке. Потом я вдруг вспомнил рассказ одного инвалида, безногого — ему после ампутации казалось, что может двигать пальцами ног… Испытывая ужас, я подумал: может быть, мне только кажется, что ноги и руки у меня в порядке, а на самом деле их у меня вовсе нет?.. Я стал изо всех сил двигать руками, ногами и головой. Движение слоя земли надо мной заметили ребята из моего экипажа. Отрыли. Подняли. Я видел, что все улыбаются, чему-то очень радуются. Рты у них при этом раскрывались и закрывались, как у рыб, выброшенных из воды на берег. Я их абсолютно не слышал. Понял: оглох совершенно. А когда они стали голову мне бинтовать, я полностью отключился и пришел в себя только здесь, в вашем полевом госпитале.

Полковник медслужбы доктор Селезень задумчиво произнес:

— Ваш рассказ следует поместить в медицинские учебники для военврачей как иллюстрацию, чтобы специалисты знали, что испытывает, ощущает и о чем думает человек в сознании, попавший, как вы, под бомбежку и оказавшийся засыпанным землей. У вас было слепое осколочное ранение в голову и довольно неприятная контузия.

Затем, повернувшись в сторону капитана медслужбы Карлова, полковник распорядился поместить меня в палату выздоравливающих. Его распоряжение очень меня обрадовало. У меня будто огромный булыжник с плеч свалился: значит, я не безнадега, значит, меня не эвакуируют в тыловой госпиталь, значит, меня оставляют воевать с ненавистными агрессорами и значит, что для меня также жизненно важно, я, возможно, встречусь с девушкой моей мечты!

Я считал не только дни, прошедшие после 16 апреля, когда мы с ней впервые встретились. Считал часы! Прошло уже семьдесят пять дней, или одна тысяча восемьсот часов.

С моей стороны это было, прежде всего, духовное влечение, но конечно же с примесью чувственности. Мне было уже полных восемнадцать лет. А «советской Диной Дурбин» я называл ее не только потому, что она и голливудская звезда казались мне двойняшками, а еще и потому, что я ведь не знал ни ее имени, ни отчества, ни фамилии, ни возраста. А что знал? Ее звание: гвардии младший лейтенант медицинской службы — это первое; имеет заслуженные боевые награды — второе; награды ей вручал лично генерал Рокоссовский — это третье. Вот и все…

1 июля 1943 года

В палате выздоравливающих

Шестой день в полевом госпитале. Полковник Селезень заверил меня, что через пару дней я смогу выписаться из госпиталя и вернуться в свою танковую роту разведки. Проснулся оттого, что в палате выздоравливающих шли оживленные дебаты о какой-то старшей медсестре. Я понял, что атмосфера в этой палате совсем иная, чем в прежней. Там были сплошные стоны солдат и офицеров, которым ампутировали руки или ноги и которые лежали в ожидании отправки в далекие тыловые стационарные госпитали. Многие из них плакали, хотя война для них уже закончилась, а для выздоравливающих, включая меня, она по-прежнему впереди.

Мои соседи дискутировали о том, которая из медсестер наиболее привлекательная и кто какую из них хотел бы поиметь.

— Самая-самая из всех — наша старшая медсестра, — авторитетно заявил мой сосед слева. — В жизни не видел девушки красивее.

— А звать ее как, лейтенант, узнал? — спросил кто-то из дальнего угла палаты.

— Я слышал, что санитары и санитарки, да и кое-кто из врачей зовут ее Принцессой, — ответил лейтенант, мой сосед слева.

— Это что, кличка, что ли? — спросил мой сосед справа от меня.

— Она младший лейтенант медицинской службы, — ответил мой сосед слева. — Мне сказал об этом земляк из Орджоникидзе — хирург Карлов. Ему можно верить. Он еще объяснил, что Принцесса — это прозвище нашей старшей медсестры. Так ее прозвали после того спектакля «Принцесса Турандот». Вернее, отрывков из спектакля — весной сюда из Москвы приезжали артисты Театра имени Вахтангова. Почему Принцесса? Дело в том, что наша старшая медсестра ведет себя как та юная китайская принцесса Турандот, красивая до невозможности, но очень гордая и неприступная. И сердце у нее каменное. Она отрубала головы всем ухажерам. Так вот, принцесса Турандот была неприступной, пока не встретила молодого принца Калафа… И наша старшая медсестра тоже гордячка, недотрога и ведет себя, будто она здесь главная.

— А наша старшая тоже китаянка? — попытался сострить кто-то из дальнего угла.

— Готовый спорити, — послышался другой голос с малороссийским акцентом, — що вона украинка.

— Это да! — послышался третий голос от меня справа. — Уж очень девки у них красивые!

— А где она сейчас? — спросил кто-то, лежавший напротив моей кровати. — Я ее, например, ни разу не видел.

— Она сейчас в командировке, — ответил сосед слева, которого назвали лейтенантом. — Хирург Карлов мне сказал, что полковник Селезень послал ее выбивать новые американские автоклавы для госпиталя. Вернется из Курска, я будь не я, а коготки ей обломаю! Если даже выпишут меня из госпиталя, буду ошиваться здесь, покуда ее не поимею.

— Хочешь стать принцем Калафом, лейтенант? — ядовито заметил мой сосед справа.

— Поживем — увидим! — заявил самоуверенный лейтенант. — Не было в моем Подмосковье девок, которых бы я не смог взять, ежели было желание!

— И много взял?

— Вагон и маленькую тележку, — ответил лейтенант. — Дюжины две — точно!

Я открыл глаза, чтобы взглянуть на самоуверенного лейтенанта. Он это заметил и обрадованно воскликнул: