Читать книгу "Не программируйте ребенка. Как наши слова влияют на судьбу детей - Антонио Панарезе"

5. Джано и Иона беседуют о подражании

После второй встречи с путником юноши старались работать рядом друг с другом. Им не случалось беседовать после прощания с путником, но тогдашний откровенный разговор их сблизил. В самые тяжелые часы им было достаточно переглянуться или пошутить, чтобы работа пошла легче. Оба были уверены, что им есть чему друг у друга поучиться, но пока не очень понимали, чему именно.

Была среда, усталость уже давала о себе знать, но они еще не чувствовали себя обессиленными и изможденными, как по субботам. Во время перерыва Иона не ушел, как обычно, отдохнуть в одиночестве, а предложил Джано посидеть с ним за бараком рабочих, где по вечерам, когда не удавалось уснуть, мастерил что-нибудь из обрезков досок, ненужных плотникам, и маленьким лобзиком вырезал орнаменты на шкатулках, фигурки зверей и людей. Джано удивился, увидев их, и сказал:

– И откуда только ты силы берешь?

Иона объяснил, что вырезание фигурок помогает ему отдохнуть и отвлечься:

– Я не мог бы целыми днями бить молотом по камню, если бы не уделял хоть немного времени своим увлечениям, ведь они помогают мне не забывать о будущем.

– О будущем?!

Джано в недоумении уставился на Иону.

– Ну да, о будущем! Ты же не думаешь, что я всю жизнь буду разбивать каменные глыбы?

Джано был поражен. Кроме того, ему стало стыдно… Он постоянно жаловался, но на самом деле никогда и не задумывался, что может заняться в жизни чем-то другим, не думал, что и у него могут появиться увлечения.

– А где ты этому научился? – спросил он нового друга. Он подошел поближе и вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть фигурку лошадки с густой гривой, а также овечку рядом с ней. Обе фигурки стояли в ряду других подобных на изгороди, отделявшей барак рабочих от барака мастеров.

– Не уверен, что это можно так назвать. Чтобы чему-то научиться, надо ходить в школу или к учителю, который всему тебя научит, объяснит, как что делается. У меня ничего этого не было.

Джано стоял и завороженно вертел в руках лошадку.

– Знаешь, Джано, ребенком я часами смотрел на отца, когда тот по вечерам сидел у огня. Так он отдыхал после тяжелой дневной работы. Мать еще до его прихода разжигала камин, и он садился у него, открывал ящик с инструментами и начинал ножичком строгать кусок дерева. Помню, поначалу я подсаживался поближе, потому что мне нравились стружки, которые сыпались у него с колен. Они были похожи на снежинки, и я ложился на пол и возился в них. Было очень весело! Но это еще не все. К отцу я испытывал те же чувства, что и к матери: я хотел все время быть с ним, смотреть на него, изучать и пытаться понять, что он делает. Но мне и этого было мало. Особенно сильно мне нравилось подражать родителям – я хотел делать то же, что они, быть с ними, смотреть на них и повторять, повторять, повторять за ними. Это мне очень нравилось. Я хотел делать все, как они, и быть таким же, как они.

Джано начал припоминать свое детство и сравнивать его с детством Ионы. Он спросил:

– И что, неужели они разрешали тебе сидеть с ними? Наверняка же у них было столько дел, что они пинками тебя прогоняли! – и рассмеялся.

– Вообще-то нет, – ответил Иона, и Джано почувствовал себя разочарованным, – родители работали дома. Мать занималась хозяйством: готовила еду, растила нас, следила за цыплятами, курами и кроликами. Отец занимался скотиной, и поэтому мы много переходили с места на место в поисках лучших пастбищ, но по большому счету все всегда было одинаково. Что дома, что на лугу со мной всегда был кто-нибудь из родителей. Не могу сказать, что мы много играли, но хорошо помню, как мать говорила мне: «Гляди, Иона, мама развешивает белье. Хочешь поиграть с прищепками?» или «Иона, иди сюда, я собираюсь кормить кур! Смотри, сколько зернышек! Хочешь мне помочь?» Я приходил в восторг и строил поезда из прищепок, набирал полные пригоршни зерна и даже развешивал белье на веревке, которую отец повесил специально для меня на небольшой высоте. А еще я бегал за курами и разбрасывал зерно, на которое они жадно набрасывались.

«Так вот почему он всегда первым управляется со стиркой, когда мы все моемся по воскресеньям», – подумал Джано.

– То же самое было и с отцом. Я смотрел на него, хотел все делать, как он, и в итоге научился. Теперь у меня это выходит само собой. Однажды я попросил у него деревяшку и перочинный нож. Он дал мне кусок самого мягкого дерева и ножик, которым нельзя было пораниться. И я начал с этим играть. Отец смотрел на меня довольный, ни разу не потребовал, чтобы я делал так, а не иначе, но всегда, когда я поднимал глаза, чтобы посмотреть на его руки, он старался сесть так, чтобы мне лучше было видно, что он делает. Так я учился в детстве и продолжаю учиться сейчас. У меня есть мечта – проектировать и создавать. И я знаю, что однажды она осуществится…

Джано помрачнел. Иона заметил это и замолчал. Джано поставил лошадку на место и ссутулился, положив руки на колени и уставившись в пустоту.

– Я что-то не то сказал? – забеспокоился Иона. – Прости, я не хотел тебя обидеть.

– Нет-нет, не в тебе дело. – Джано повернулся и посмотрел Ионе в глаза. – Ты ни в чем не виноват. Я просто подумал, насколько разное было у нас детство. Каждая история, которую ты вспоминаешь, огнем жжет мне грудь. В моей жизни не было ничего подобного, и никогда раньше я не задумывался, как бы мне этого хотелось. Мой отец тоже пастух, но, насколько мне известно, никаких увлечений у него нет. Я всегда видел лишь, как он работает, жалуется или попрекает кого-нибудь. У матери всегда было дел по горло – по крайней мере мне так кажется. Я послушал тебя и вспомнил, что и я в детстве больше всего на свете хотел быть с ними, играть, будто делаю ту же работу, что и они, в общем, подражать им, как ты говоришь. Но им это всегда мешало: «Джано, отойди, не видишь, что ли, я белье вешаю!», «Джано, иди в дом! Не видишь, что ли, что я кур кормлю?», «Джано, ради бога, не играй с прищепками! Присмотри лучше за сестрой, пока я вылью помои!», «Джано, отойди от кроликов! Я сама ими займусь! Детям здесь делать нечего!» – и Джано тяжело вздохнул.

Юноши помолчали. Затем Джано заговорил, и Иона почувствовал, как по спине пробежали мурашки:

– Может быть, тогда, давно, я мог бы многому научиться. А наверстывать приходится сейчас. Я чувствую себя рыбой, выброшенной на берег. Знаешь, Иона, я чувствую себя одним из наших слонов.

Затем юноша решился спросить у друга о том, что волновало его с последней встречи с безымянным господином:

– Иона, как мне осознать, что стальные оковы, которые я чувствую на себе, на самом деле всего лишь тонкие нити, которые легко разорвать? Как мне все забыть и начать надеяться, видеть во всем хорошую сторону и верить в себя?

Прозвонил колокол. Перерыв закончился, и юношам пришлось вернуться к работе.

Удивительный и действенный механизм подражания

Все млекопитающие, и люди в том числе, приобретают и оттачивают навыки и умения, подражая старшим. Очень приятно видеть этот естественный, простой и очень эффективный механизм в действии, когда щенята, котята, козлята, львята, слонята и прочие детеныши подражают своим родителям. У них это выходит так легко, что непонятно, почему же у нас, людей, больше не получается следовать такому тонкому и полезному природному механизму, который заложен во всех нас. Дети учатся жить, подражая тем, кого считают своей точкой отсчета и кому доверяют. Как все млекопитающие, мы подражаем родителям, чтобы научиться есть, улыбаться, выражать свои мысли, писать и так далее. Это хорошо понимал Рудольф Штайнер[4]: он считал, что воспитательницы в детских садах должны сидеть и прясть шерсть, вместо того чтобы просто глядеть, как помощники накрывают на стол, а школьные учителя – вытачивать фигурки из дерева. Увидев, как взрослый работает, первые несколько минут дети не реагируют. Но вскоре они один за другим подходят к учителю или воспитательнице, наблюдают за их действиями и произносят замечательные слова: «Мне тоже!», «Я тоже хочу!», «А можно и мне попробовать?» (мы слышали эти слова множество раз и всегда радуемся, думая о том, как же удивителен и совершенен этот простой механизм подражания).