Читать книгу "Мнемозина, или Алиби троеженца - Игорь Соколов"

От одной только этой мысли я снова излил в нее семя и почувствовал себя неожиданно цветущим как во времена своей былой молодости, когда был переполнен всякой силой.

– Я ненавижу тебя, – она опять заплакала, а я опять вбирал, втягивал в себя губами ее соленые слезы, в то время как мои пальцы зарывались в ее черных курчавых волосах.

Я всегда следовал правилу: люби, если можешь любить, и никогда не пытайся себя сберечь, ибо все сбереженное тобой – это просто кинутое на ветер.

Возможно, на меня так действовали трупы, которые я ежедневно вскрывал. Я безнаказанно резал их, препарировал как лягушек, дотрагивался до их внутренностей, и при этом чувствовал себя очень несчастным человеком.

Однажды мне пришлось вскрывать тело своего старого друга. Это было ужасно! Я бы с большой радостью отдал это тело Борису Иосифовичу Финкельсону, но не мог, поскольку, как-то раз, по глупости пообещал своему другу на его дне рождения, что если он умрет раньше меня, то тело буду вскрывать именно я.

Думаю, что моему другу было уже все равно, а вот по отношению к самому себе это был верный садизм! Конечно, я мог бы и отказаться от своего обещания, но я дал ему слово!

– В твоих рассказах почему-то присутствует какой-то жуткий смысл, – прошептала Мнемозина.

Мы уже выпили с ней по стакану спирта, закусив черным хлебом с салом, на который я по старой привычке намазал мёд.

– А разве в том, что ты сделала идиотом собственного супруга нет ничего жуткого?! – усмехнулся я.

– Он и при жизни был совершенным идиотом, – уже не прошептала, а с какой-то удивительной ненавистью в голосе, произнесла Мнемозина, и присев возле меня на пол, прижалась к моим ногам. Прямо, как брошенная всеми собака. Я попытался ее погладить ладонью по голове, но она тут же отдернула от меня голову.

– Не надо, – поморщилась она, – он меня тоже так же гладил, а я не хочу никаких воспоминаний о нем!

– Неужели вы так плохо с ним жили?! – удивился я.

– Но я же сказала, что он был идиотом! Круглым идиотом, и еще к тому же извращенцем, садистом!

– Однако, когда ты выходила за него, он ведь не был идиотом?! – прищурился я, пытаясь уловить хоть слабый намек на ее искренность, – или разве ты не могла с ним развестись?!

– Могла, но не хотела, – вздохнула она.

– И что же тебя к нему влекло?! Деньги?!

– Не только они, была еще какая-то странная удивительная жалость, какая бывает к несчастным людям, даже к идиотам, каким он и был! – ее глаза растерянно ловили мой упрямо нацеленный взгляд.

– То, что он был идиотом, это еще как-то понятно, а вот то, что он был… – я взглянул на Мнемозину уже с изрядной долей иронии.

– Конечно, раз я пыталась убить его, то само собой, в личных целях я могу искажать факты! И это вполне логично!

Однако сейчас я беседую не со следователем, не с судьей и прокурором, а с ничтожеством, который, воспользовавшись моими проблемами, лишил меня невинности, а теперь еще принуждает к браку!

– Какой пафос! – призадумался я. – Однако некоторые так любят пафос, что впадают в него с любым текстом! Как актеры на сцене!

– Ну, пожалуйста, ну, давай разойдемся по-хорошему! – заплакала она. – Неужели тебе недостаточно будет одних денег!

Ведь на эти деньги ты вполне можешь купить себе сколько угодно женщин!

– Женщин на одну ночь и тоску на всю оставшуюся жизнь?! – вздохнул я.

– Да, ты просто ненормальный, – с негодованием поглядела на меня Мнемозина, – мало того, что ты лишил меня невинности, так ты еще хочешь, чтобы я тебя ублажала всю свою жизнь!

– Не ублажала, а была моей женой, – нахмурился я, и снова разлил спирт по стаканам, – человек побеждает порой тогда, когда перестает быть самим собой! Не знаю почему, но я неожиданно полюбил тебя, и я бы никогда и ни за какие деньги не согласился подделывать результаты этой экспертизы! И дело не только в моей честности, даже судя по ранам Германа на снимках, нельзя избежать очевидного вывода о том, что кто-то приложил к его голове свою руку, а то, что ты, почти сразу как началось следствие, прибежала ко мне, лишний раз подтверждает твою вину!

– Ты просто старый козел! – снова расплакалась Мнемозина, но когда я протянул ей стакан со спиртом, она охотно выпила.

Теперь она была сильно пьяна, и как-то страстно безумно улыбалась, глядя мне прямо в глаза.

Я легко поставил ее на четвереньки и снова проник в нее.

Ее грубые оскорбительные для меня слова, еще сильнее разожгли мое желание, своим проникновением в нее я как будто возвращал Мнемозину в животное состояние, доказывая тем самым всю бесполезность ее слов, как и ее эмоциональной вспышки.

Я опять умело довел ее до оргазма, словно клещ, присосавшись к ее нежной шее, оставив с правой стороны заметный красный засос.

В эту минуту я хотел, чтобы она принадлежала только мне одному, весь свет, все человечество и вся моя жизнь оставались где-то далеко в глубинах подсознания, и казались неудачными и никому ненужными вещами.

Я наслаждался всем ее существом, ее юная красота, прелестный изгиб тела, легкий взмах руки и горячее прерывистое дыхание на глазах воссоздавали сказочный образ, образ, навеянный снами, мечтами, всем недостаточно реальным, чтобы существовать на этой земле… Она возникла словно чудо на мгновенье…

– Ну что, добился своего, – прошептала она, откинув голову назад, мне на плечо.

– Кажется, добился, – прошептал я, и быстро прислонившись, поцеловал ее в губы.

О, как же прекрасно, как хорошо ее всю ощущать, чувствовать, целовать! Я целую ее губы, а мне кажется, что я целую все ее тело, каждую ее складочку, и бьющийся в ее груди комочек, и самую-самую нежную кожу…

Глава 10. Любовь как чувственная психопатия

Мы с Мнемозиной вступили в брак, не дожидаясь ее родителей из кругосветного турне.

Таково было мое желание, и Мнемозина подчинилась ему, и вообще с того самого памятного дня, когда она впервые пришла ко мне, и я впервые овладел ею в своем кабинете, прошло немало событий.

Первым встрепенулся Карл Иванович Лурье.

Узнав о том, что я женился на его подследственной, да к тому же еще проводил экспертизу ее бывшего супруга, с которым она быстро развелась как с психически больным и недееспособным гражданином, Лурье назначил повторную экспертизу, но тут уж меня выручили коллеги!

Им даже не требовалось давать никаких денег, тем более что в прошлом это были мои ученики!

Тогда Лурье назначил комплексную экспертизу с участием психиатров, но вывод был однозначен – Герман сам ударился головой о косяк, к тому же он и ранее обнаруживал признаки психического заболевания.

Как оказалось, это совпало с некоторыми фактами, которые накопал и сам дотошный Лурье!