Читать книгу "Иностранка - Сергей Довлатов"

– Кто угодно. С нашей-то рекомендацией!.. Да хоть "Литературная газета".

– Или "Нью-Йорк Тайме", – добавил Жора.

– Я ведь и писать-то не умею.

– Как умеете. Ведь это не стихи. Здесь основное – факты. Если надо, мы подредактируем.

– Послушай, мать, – кривлялся Жора, – соглашайся, не томи.

– Я попрошу Довлатова, – сказала Муся.

Кокорев переспросил:

– Кого?

– Вы что, Довлатова не знаете? Он пишет, как Тургенев, даже лучше.

– Ну, если как Тургенев, этого вполне достаточно, – сказал Балиев.

– Действуйте, – напутствовал Марусю Кокорев.

– Попробую…

В баре оставались – мы, какой-то пьяный с фокстерьером и задумчивая черная девица. А может, чуть живая от наркотиков.

Маруся вдруг сказала:

– Угости ее шампанским. Я спросил:

– Желаете шампанского?

Девица удивленно посмотрела на меня. Ведь я был не один. Затем она решительно и грубо повернулась к нам спиной.

Мой странный жест ей, видно, не понравился. Она даже проверила – на месте ли ее коричневая сумочка.

– Чего это она? – спросила Муся.

– Ты не в Ленинграде, – говорю.

Мы вышли на сырую улицу, под дождь. Автомашины проносились мимо наподобие подводных лодок.

Стало холодно. Такси мне удалось поймать лишь возле синагоги. Дряхлый "чекер" был наполнен запахом сырой одежды.

Я спросил:

– Ты что, действительно решила ехать?

– Я бы не задумываясь села и поехала. Но только сразу же. Без всяких этих дурацких разговоров.

– Как насчет статьи?

– Естественно, никак. Я матери пишу раз в год, и то с ошибками. Вот если бы ты мне помог.

– Еще чего?! Зачем мне лишняя ответственность? А вдруг тебя посадят?

– Ну и пусть, – сказала Муся.

И придвинулась ко мне. Я говорю ей:

– Руки, между прочим, убери.

– Подумаешь!

– В такси любовью заниматься – это, извини, не для меня.

– Тем более, – вмешался наш шофер, – что я секу по-русски.

– Господи! Какие все сознательные! – закричала Муся, отодвинувшись.

И тут я замечаю на коленях у шофера русскую газету. Механически читаю заголовки: "Подожжен ливийский танкер"… "Встреча Шульца с лидерами антисандинистов"… "На чемпионате мира по футболу"… "Предстоящие гастроли Бронислава Разудалова"…

Не может быть! Еще раз перечитываю – "Гастроли Бронислава Разудалова. Нью-Йорк, Чикаго" Филадельфия, Детройт. В сопровождении ансамбля…"

Я сказал шоферу:

– Дайте-ка газету на минуточку. Маруся спрашивает:

– Что там? Покушение на Рейгана? Война с большевиками?

– На, – говорю, – читай…

– О, Господи! – я слышу. – Этого мне только не хватало!..

Операция "Песня"

Гастроли Разудалова должны были продлиться три недели. Начинались они в Бруклине, шестнадцатого. Далее шел Квинс. Затем, по расписанию – Чикаго, Филадельфия, Детройт и, кажется, Торонто.

На афишах было выведено:

"Песня остается с человеком".

Ниже красовалась фотография мужчины в бархатном зеленом пиджаке. Он был похож на страшно истаскавшегося юношу. Такие лица – наглые, беспечные, решительные – запомнились мне у послевоенных второгодников. Мужчина был запечатлен на фоне колосящейся пшеницы или ржи. А может быть, овса.

Афиш у нас в районе появилось множество. В одном лишь магазине Зямы Пивоварова их было целых три. У кассы, на дверях и под часами.

Весь район наш был заинтригован. Все прекрасно знали, что у Муси – сын от Разудалова. Что Муся – бывшая жена приезжей знаменитости. Что встреча Разудалова и Муси будет полной драматизма.

Он – певец, лауреат, звезда советского искусства, член ЦК. Она – безнравственная женщина на велфере.

Захочет ли партийный Разудалов встретиться с Марусей? Побывает ли у нас в районе? Как на все это посмотрит Рафаэль?

Короче, все мы ожидали драматических событий. И они, как говорится, не замедлили последовать.

Газета напечатала статью под заголовком – "Диверсант у микрофона", Разудалова в статье именовали, например, "кремлевским жаворонком". А его гастроли – "политическим десантом". Автор, между прочим, восклицал:

"О чем поет заезжий гастролер, товарищ Разудалов? О трагедии еврейского народа? О томящейся в узилище Ирине Ратушинской? О загубленной большевиками экономике? А может, о карательной психиатрии?

Нет!

Слагает он другие гимны. О труде на благо родины. О пресловутой дружбе. О так называемой любви…

И дирижирует всем этим – комитет госбезопасности!

Зачем нам гастролер с Лубянки? Кто за всем этим стоит? Каким послужит целям заработанная им валюта?!.."

И тому подобное.

Статейка вызвала довольно много шума. Каждый день печатались все новые материалы. Целая дискуссия возникла. В ней участвовали самые значительные люди эмиграции.

Одни сурово требовали бойкотировать концерты. У других сквозила мысль

– зачем? Кто хочет, пусть идет. Едим же мы советскую икру. Читаем ведь Распутина с Беловым. Самым грозным оказался публицист Натан Зарецкий. У него была идея Разудалова похитить. Чтоб в дальнейшем обменять его на Сахарова или Ратушинскую.

Зарецкого поддерживали ястребы, которых оказалось большинство. Ходили слухи, что в концертный зал подложат бомбу. Что у входа будут яко– бы дежурить патрули. Что наиболее активных зрителей лишат восьмой программы и фудстемпов. Что организатора гастролей депортируют. И прочее.

Я позвонил Марусе:

– Ты идешь?

– Куда?

– На вечер Разудалова.

– Пойду. Назло всем этим чокнутым борцам за демократию. А ты?

– Я и в Союзе был к эстраде равнодушен. Муся говорит:

– Подумаешь! Как будто ты из филармонии не вылезал…

Потом она рассказывала мне:

"Концерт прошел нормально. Хулиганов было трое или четверо. Зарецкий нес таинственный плакат – "Освободите Циммермана!". На вопрос: "Кто этот самый Циммерман?" – Зарецкий отвечал:

– Сидит за изнасилование.

– В Москве?

– Нет, в городской тюрьме под Хартфордом…