Читать книгу "Воды Дивных Островов - Уильям Моррис"

На золотой рукоятке меча зеленью и синевой были изображены ангелы, очи же их были сделаны из жемчугов и красных камней, а серебряные ножны пестрели зелёными цветами.

Увидев этот доспех, я понял – мать хочет, чтобы я облачился в него и выехал, не зная страха, оставив её одну, – и бросился на траву, чтобы не видеть этой красоты, ибо она сводила меня с ума, и попытался подумать. Однако в голову мою приходили только мысли о том, что будет: о славе среди дам, радости битвы посреди рыцарей, о почестях, получаемых от всех королей, принцев, народов… и тому подобном.

Но мать негромко плакала за спиною, и в порыве восторга я вскочил и приложил край хауберка к своей щеке. Скользящее прикосновение стали понравилось мне… Кольца скользили вниз, скользили… И вот, кожа моя уже не ощущала их. Тогда я сказал:

– О Господь Бог, сотворивший сей мир, назначь мне умереть в этом доспехе!

Тогда мать помогла мне облачиться в него – непривычному и ощущающему всю новизну этого дела. Однако ни пики, ни копья у меня не было.

Поэтому, когда мы вернулись домой, мать сказала:

– Ну вот, Лайонел, теперь тебе придётся взять копьё и коня этого рыцаря и уехать отсюда, чтобы люди не пришли сюда убивать ещё одного короля. Ты уедешь, и в этой жизни мы больше не увидимся с тобой.

Тут я заплакал, а она молвила:

– Не надо, посмотри-ка.

Сорвав с улёгшегося между садовых лилий копья вымпел с мечом на красном фоне, она прикрепила мой собственный – с золотыми крыльями на синем поле. Потом она велела мне перенести тело рыцаря во всех доспехах и шлеме к изножью её постели и оставить там на полу, а ещё – бросить в очаг его меч. Так я и поступил.

После она надела на меня плащ, легла на постель, не сняв своего великолепного наряда, распростёрла руки крестом, закрыла глаза и сказала:

– Поцелуй меня, Лайонел, ибо я так устала.

Я поцеловал её, и она умерла.

Тогда я сел на коня, принадлежавшего сражённому мной врагу, и уехал, так и не узнав, какое зло он причинил мне – хотя бы при моей собственной жизни.

Не вините меня в том, что я не похоронил мать; я оставил её так потому, что знал помыслы её сердца, хотя она и не открывала их мне… Знал, что все эти долгие-долгие годы она хотела одного: умереть… и чтобы он мёртвым лежал у её ног.

Я ехал всю ночь и не мог остановиться, ибо думы всё гнали меня вперёд; наконец, несколько раз передохнув по пути, через три дня приехал в город.

Король тех мест держал пышный двор.

Посему я направился во дворец и объявил, что хочу видеть короля. Тогда меня провели в просторный зал, полный рыцарей, и сердце моё исполнилось надменности, потому что я и сам был королём.

Я попросил возвести меня в рыцари, король отвечал вежливо и спросил моё имя; но когда я назвался королевским сыном, он задумался, не зная, что делать, ибо я не мог назвать имени своего отца.

Тут один из рыцарей приблизился ко мне, защищая глаза рукой, как от яркого солнца, – словно бы осмеивая мой сверкающий доспех… Он подступал всё ближе и ближе, и, наконец, длинная жёсткая борода коснулась меня. Я ударил рыцаря в лицо, и он упал.

Разъярённый король завопил из двери:

– Убейте его!

Но, выставив щит перед собой, я извлёк меч; женщины в испуге отступили и принялись перешёптываться… Рыцари, взяв копья, обступили меня, другие принялись надевать доспехи.

Так мы стояли, пока не раздался звук рога; тут в зал вошёл рыцарь при всём оружии и направился к королю; ко мне тем временем сзади приблизилась одна из дев и положила руку на моё плечо. Обернувшись, я увидел, что она хороша собой, и обрадовался, но девица шепнула:

– Сэр сквайр, из любви к твоему лицу и золотой броне дам тебе добрый совет: ступай немедленно к королю и скажи ему так: «Ради Элис от Розы и сэра Гью Доброго Друга, прошу у тебя трёх милостей».

Услышав эти слова, король заскрипел зубами, ибо он обещал – если дочь его, Элис от Розы, вернётся домой невредимой, исполнить три желания человека, первым попросившего их, будь тот даже смертельным его врагом. И молвил:

– Ну, хорошо. Дарую тебе их. Чего же ты хочешь?

– Во-первых, чтобы ты сохранил мне жизнь; во-вторых, чтобы возвёл меня в рыцари; ну, а в-третьих, чтобы взял меня к себе на службу.

Он ответил:

– Я сделаю это… Более того, дарую тебе полное прощение, если ты будешь верен мне.

Тут мы услышали крик, поднявшийся снаружи в городе, ибо леди Элис уже ехала от корабля во дворец, и люди устремились к окнам, а стены домов были увешаны шёлковыми и золотыми полотнищами и знамёнами, свисавшими от крыш до самой земли; вокруг звонили все колокола… Вот они вступили во дворец, запели трубы, закричали люди, и голова моя пошла кругом. А потом они вошли в зал, и король, сойдя с престола, направился им навстречу.

Перед ними и позади шествовали рыцари и благородные девы, а посреди свиты сэр Гью держал за руку леди Элис – и оказался он рыцарем статным, прекрасным и сильным.

Я хорошо разглядел предшествовавших паре рыцарей и дев и исполнился особого счастья, отметив их великую красоту; но шедших сзади я попросту не увидел, потому что, когда они шли мимо, я, мечтая умереть, припал спиной к стене и прикрыл руками лицо.

Но когда я снова смог видеть, она уже повисла со слезами на шее отца и более не отходила от короля весь вечер, держа его за руку и в пиру, и в танце. Даже возводя меня в рыцари, ударяя взятым в десницу мечом по моему плечу, левой рукой король держал пальцы дочери, оказавшейся совсем рядом со мной.

А на следующий день состоялся великий турнир, и я смог испытать себя. Я ещё не сражался с рыцарями, но не сомневался в успехе. Элис сидела под зелёным пологом, она должна была вручить награду лучшему бойцу; возле неё находился добрый рыцарь – сэр Гью в длинных одеждах, ибо он не намеревался сражаться в тот день. Действительно, поединки начали юные рыцари, так как никто не думал, что я добьюсь многого.

Однако, посматривая в сторону зелёного полога, я сбросил с коня многих молодых витязей; постепенно начали вооружаться и старшие рыцари; съезжаясь с ними, я ликовал, и никто не сумел выбить меня из седла; я или честно переламывал копьё, или поверженным оказывался мой противник.

Потом дева, давшая мне в зале совет, поведала мне, что всякий раз во время моих поединков руки леди Элис крепко впивались в поручни, она наклонялась вперёд и бледнела, не отвечая единым словом тем, кто заговаривал с ней. Наконец рыцарь Гью в гневе спросил её: «Элис! Что случилось с тобой? Ты охотно говорила со мной, когда король Вадрейнс увозил тебя, визжавшую от страха… Или в другой раз, в Буром городе, когда тебя опутали цепью, а связки хвороста уже начинали дымиться… Или ты больше не любишь меня? О Элис, Элис, ну подумай, не пренебрегай своей верностью мне; нет ничего, что Господь ненавидел бы больше, чем измену! Милая, попытайся всё-таки любить меня… ради себя самой. Видишь, как я добр к тебе».