Читать книгу "В тихом омуте - Пола Хокинс"

– Глупости! – хрипло отозвался он. – Так лучше. И все произошло очень быстро.

Но Хелен видела на его руках глубокие царапины, говорившие о том, как отчаянно боролась кошка за свою жизнь. Она подумала, что старику досталось поделом, и надеялась, что ему было очень больно. А потом устыдилась, потому что он, конечно же, поступил так не из жестокости.

– Надо их обработать. – Она указала на царапины.

Патрик покачал головой:

– Все в порядке.

– Ничего не в порядке, ты можешь подцепить инфекцию. И перепачкать рубашку кровью.

Она усадила его за стол, промыла раны, нанесла на них антисептик, самые глубокие заклеила пластырем. Все это время он не сводил глаз с ее лица, и она решила, что он почувствовал угрызения совести, потому что поцеловал ей руку и произнес:

– Хорошая девочка. Ты очень хорошая.

Хелен поднялась, подошла к раковине, оперлась о столешницу и бросила взгляд на залитый солнцем двор. Чтобы снова не дать волю слезам, ей пришлось закусить губу.

Патрик вздохнул и понизил голос до шепота:

– Послушай, милая, я знаю, как тебе трудно. Я это знаю. Но мы должны поехать туда всей семьей. Мы должны поддержать Шона. Речь идет не о скорби по ней. Это нужно, чтобы все осталось в прошлом.

Хелен не могла сказать, от этих слов или от его дыхания на ее затылке, но волосы у нее встали дыбом.

– Патрик, – произнесла она, поворачиваясь к нему. – Папа, мне надо поговорить с тобой о машине, о…

По лестнице с грохотом спускался Шон, перешагивая через одну ступеньку.

– О чем?

– Не важно, – покачала головой она и, увидев, что он нахмурился, добавила: – Все в порядке.

Хелен поднялась наверх, умылась и надела темно-серый брючный костюм, который обычно приберегала для заседаний школьного совета. Потом провела расческой по волосам, стараясь не смотреть на свое отражение в зеркале. Она не хотела признаваться даже самой себе, что ей было страшно, что ей не хотелось иметь дела с тем, чего она боялась. В бардачке своей машины она нашла кое-какие предметы, появление которых объяснить не могла, и не была уверена, что хотела бы знать. Она все забрала и спрятала – глупо, по-детски – под кровать.

– Ты готова? – позвал Шон снизу.

Она сделала глубокий вдох и заставила себя посмотреть на свое отражение – бледное, чистое лицо с ясными, как серое стекло, глазами.

– Я готова, – ответила она самой себе.

Хелен устроилась на заднем сиденье машины Шона, а Патрик сел рядом с сыном. Все молчали, но по тому, как ее муж постоянно потирал запястье, она знала, что он нервничает. Конечно, ему сейчас наверняка трудно. Все эти смерти в реке вызывают у них с отцом очень болезненные воспоминания.

Когда они проезжали первый мост, Хелен посмотрела вниз на зеленоватую воду и старалась не думать о том, как ее насильно удерживали под водой, а она отчаянно вырывалась, изо всех сил цепляясь за жизнь.

Кошка. Она думала о кошке.

Джош

Когда мы собирались на похороны, я поссорился с мамой. Я спустился вниз и увидел, как она перед зеркалом красит губы. На ней была красная блузка. Я сказал, что в ней нельзя идти на похороны, это проявление неуважения. В ответ она лишь удовлетворенно хмыкнула, прошла на кухню и продолжила сборы, как будто я ничего не говорил. Но я не собирался сдаваться, потому что не хотел привлекать к нам и без того излишнее внимание. Там наверняка будет полиция – полицейские всегда посещают похороны людей, которые расстаются с жизнью при загадочных обстоятельствах. Плохо уже то, что я им соврал, и мама тоже, а что они подумают, когда увидят ее нарядившейся, как на праздник?

Я прошел за ней на кухню. Она спросила, буду ли я чай, и я отказался. Сказал, что, по-моему, ей вообще не надо ходить на похороны, а она спросила – с какой стати? Я ответил, что она ее не любила и все это знают. А она только усмехнулась – неужели? Я сказал, что сам пойду обязательно, потому что Лина мой друг, на что она ответила – нет, не пойдешь. Тут спустился папа и сказал, что ей не следует так говорить и что я пойду. Он еще сказал ей что-то очень тихо, я не слышал, что именно, но она, кивнув, направилась наверх.

Папа налил мне чаю, и я, хотя и не хотел его пить, все же выпил.

– Как думаешь, там будет полиция? – поинтересовался я, сам зная ответ.

– Полагаю, что да. Мистер Таунсенд ведь был знаком с Нел? Ну и, наверное, кто-нибудь из жителей захочет прийти проститься, даже если и не был с ней знаком. Я знаю… знаю, что наша семья – особый случай, но считаю правильным, если мы проявим понимание. Ты со мной согласен?

Я промолчал.

– И ты подойдешь к Лине и скажешь, как тебе жаль, правда? Представь, как ей сейчас должно быть плохо.

Я по-прежнему молчал. Он протянул руку, чтобы потрепать меня по волосам, но я мотнул головой.

– Папа, – начал я, – ты помнишь, полиция спрашивала про воскресную ночь, где мы были и все такое?

Он кивнул, но я увидел, как он посмотрел наверх, чтобы убедиться, что мама нас не слышит.

– Ты сказал, что не заметил ничего необычного, верно? – уточнил он, и я кивнул. – Ты сказал правду.

Я не был уверен, произнес ли он это как вопрос или как утверждение.

Мне захотелось закричать: «А что, если? А что, если она сделала что-то плохое?» – чтобы папа пришел в шок от этой мысли и возмутился, как я мог даже подумать об этом.

– Мама ходила в магазин, – напомнил я.

Папа посмотрел на меня, как на недоумка.

– Да, я знаю. Она в то утро пошла купить молока. Джош… А! Вот и мама! – произнес он, глядя мне через плечо. – Так лучше, правда?

Она поменяла красную блузку на черную.

Так было лучше, но я все равно боялся того, что может произойти. Я боялся, что она что-нибудь скажет, или рассмеется во время церемонии, или еще что. Мне было не по себе от выражения ее лица. Нет, оно не выражало радость… оно было таким, как если бы она оказалась права в споре с папой, типа: «Я же говорила, что надо было ехать по шоссе А68». Как будто она оказалась в чем-то права и не могла скрыть своего торжества.

Когда мы приехали в церковь, народу собралось уже много, и мне стало легче. Я увидел мистера Таунсенда, и он, наверное, тоже меня увидел, но не подошел и ничего не сказал. Он просто стоял и смотрел по сторонам, а потом заметил, как по мосту идут Лина с тетей, и следил взглядом только за ними. Лина выглядела совсем взрослой, не похожей на себя обычную. Но все равно была красивой. Проходя мимо нас, она заметила меня и грустно улыбнулась. Я хотел подойти к ней и обнять, но мама так крепко держала меня за руку, что я не смог высвободиться.

Я напрасно переживал, что мама начнет смеяться. Когда мы вошли в церковь, она стала плакать, всхлипывая так громко, что на нас стали оборачиваться. Не знаю, было это лучше или хуже.