Читать книгу "Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие - Дан Родес"

И вот наконец ее самолет приземлился в аэропорту Леонардо да Винчи. Энрико встретил ее и повел к выходу. Она попросила его произнести что-нибудь на валлийском. Энрико сказал, что ничего не помнит, кроме helo, hwyl, iechyd da и diolch yn fawr[2]. До города они добирались поездом. Всю дорогу они с Энрико провели в тамбуре возле туалета — это было самое безопасное место, поскольку шум спускаемой воды заглушал их вздохи и звуки страстных поцелуев. От вокзала до отеля на виа Фиренце они шли пешком. Энрико сказал, что так будет гораздо быстрее, — лучше прогуляться, чем стоять в очереди на такси. За две недели до отъезда девушка получила письмо, в котором Энрико сообщил название отеля и подробно рассказал, по каким улочкам они пойдут и какие достопримечательности встретятся на их пути. Она отметила маршрут на карте и часами смотрела на красную линию, воображая, как они шагают с Энрико рука об руку. Но реальность превзошла все ее самые смелые ожидания. Теплый весенний воздух был напоен чудесными запахами, незнакомыми и волнующими, — без сомнения, это и был неповторимый аромат Италии. И старинные здания, многие из которых имели довольно причудливую конфигурацию, оказались намного выше, чем она представляла, а в живописных трещинах на стенах домов ей виделся неизгладимый след, оставленный прошедшими тысячелетиями. Пешеходы, которые решались ступить на мостовую, чтобы перейти на другую сторону улицы, чудом уворачивались от «фиатов» и «мерседесов», беспорядочно снующих во всех направлениях. Но Энрико держал ее за руку, и девушке казалось, что она находится под надежной защитой: пока он рядом, ничего плохого с ней приключиться не может. Единственно, чему она совершенно не удивлялась, — это ощущению, возникшему у нее с первой же минуты: ей казалось, что она попала в родной город, словно вернулась домой после долгой разлуки.

Она не привыкла останавливаться в отелях и не знала, как может выглядеть комната, которую снял для нее Энрико. Однако девушка не ожидала, что сама гостиница окажется такой странной. Прежде всего это вообще не было похоже на гостиницу, скорее напоминало квартиру, расположенную на последнем этаже старого дома. Им пришлось преодолеть несколько лестничных маршей и позвонить в звонок у входной двери. Их впустили внутрь. Они вошли в небольшой холл, освещенный тусклым электрическим светом, отчего все вокруг приобретало какой-то грязновато-желтый оттенок. Маленькая девочка лет пяти с копной мелких кудряшек и огромными черными глазами каталась на трехколесном велосипеде возле регистрационной стойки. Гостиница пахла стариками и кухней. Девушка протянула мужчине за стойкой свой паспорт и расписалась на засаленном бланке. Энрико договорился о существенной скидке, потому что она остановится у них на длительный срок и не будет пользоваться пансионом. Энрико сказал, что она может покупать дешевые пирожки в кондитерской на углу. В гостинице было неуютно и шумно. Когда они занимались любовью, девушка слышала за стеной телевизор — судя по всему, передавали эстрадный концерт; затем послышался монотонный голос диктора — похоже, концерт закончился и начались новости.

На следующий день Энрико повел ее в Колизей, в собор Святого Петра, а потом они гуляли по бетонным набережным Тибра. До поездки в Италию она только один раз была за границей. В Риме ей нравилось решительно все, и даже ощущение, что ты становишься частью нескончаемого потока туристов — улыбающихся японцев, беспрестанно щелкающих фотоаппаратами, и серьезно настроенных католиков, приехавших поклониться святыням древнего города, — доставляло ей не меньшее удовольствие, чем посещение самих достопримечательностей. Они вернулись в гостиницу. Вечером он повел ее ужинать. Они зашли в кафе, расположенное на какой-то тихой улочке. Кафе было маленьким и уютным. Они сидели за столиком у окна, и девушка спросила, когда Энрико собирается представить ее своей семье. Он ответил, что через несколько дней, ей надо немного привыкнуть и осмотреться, а потом он хочет, чтобы сначала они побыли вдвоем. Он сказал, что ужасно соскучился и не желает ни с кем делить ее. После ужина они отправились в ночной клуб. Там они танцевали. Клуб был полупустой, потому что по вторникам в ночные клубы ходит мало народу.

На четвертый день ее пребывания в Риме Энрико позвонил в гостиницу и оставил сообщение: он извинялся и говорил, что вечером не сможет прийти, потому что ему надо готовиться к экзаменам. Девушка понимала: Энрико учится в университете, и ему приходится много заниматься. Поэтому в тот вечер вместо ночного клуба она пошла в кино на эротическую комедию. В фильме не было никакой особой эротики, и ничего смешного она в нем тоже не увидела. В зале сидело человек шесть-семь, и никто не смеялся. Для того чтобы понять сюжет, совершенно не требовалось знание языка, но девушка все равно внимательно прислушивалась к тому, что говорят герои, стараясь уловить знакомые слова. Вернувшись в отель, она немного поиграла в футбол с маленькой девочкой, у которой были огромные глаза и голова в мелких кудряшках, и рано легла спать.

Энрико очень много занимался, ему приходилось писать массу сочинений и рефератов, часто он отменял встречу из-за дополнительных лекций и семинаров, которые назначали совершенно неожиданно. Она много времени проводила в одиночестве. Девушка знала, что они не смогут с утра до вечера быть вместе, но она никак не думала, что Энрико будет так сильно занят. Она перекусывала в пиццериях, покупала дешевые пирожки в кондитерской на углу и гуляла по городу. Чтобы как-то развлечься, девушка разглядывала прохожих и пыталась определить, кто из них итальянец, а кто нет. Ее поражало, насколько итальянцы не похожи друг на друга, при этом собственное удивление казалось ей ужасно глупым. Она полагала, что увидит мужчин, которые выглядят примерно так же, как Энрико — ну, конечно, не такие красивые, — а сама она в окружении темноволосых и смуглолицых итальянок будет ощущать себя девушкой с золотистыми волосами. Но ей часто попадались молодые люди с отвисшим двойным подбородком, узкими плечами, лысеющей головой и брюшком, выпирающим из-под пиджака строгого делового костюма; а волосы и кожа у некоторых девушек были настолько светлыми, что она бы никогда не приняла их за уроженок Италии, если бы не слышала их беглую итальянскую речь. Среди местных жителей встречались люди в очках и люди на костылях, а один раз она даже видела римлянина в инвалидном кресле.

Без Энрико она с большой осторожностью переходила улицы. Даже когда на светофоре горела зеленая надпись «Avanti», она с опаской ступала на мостовую, потому что стоящие вплотную к «зебре» машины рычали моторами и, казалось, были готовы в любую минуту сорваться с места. Если удавалось, девушка пристраивалась к монахине и переходила дорогу вместе с ней, зная, что так она будет в безопасности. Иногда она думала, какие обряды ей придется пройти, чтобы принять католичество. Ей нравились католические соборы, и она хотела иметь много детей, так что, наверное, особых проблем не должно возникнуть. Девушка полагала, что на каком-то этапе от нее потребуют отказаться от приема противозачаточных таблеток. Все старинные здания, мимо которых она проходила, представлялись ей крайне ценными с исторической точки зрения. Она листала путеводитель в поисках сведений о них и, если не находила, начинала фантазировать: когда этот дом был построен, и кто жил здесь раньше, и надо ли платить за вход. Когда девушка уставала гулять по городу, она возвращалась в свою комнату Шум в гостинице не утихал ни днем, ни ночью. В трубах постоянно урчало и булькало, снизу доносились какие-то странные звуки, семья, которая держала гостиницу, вечно кричала — либо они что-то кричали друг другу, либо орали друг на друга; и каждый раз, когда у входной двери появлялся постоялец, раздавался пронзительный звонок — девушка от него испуганно вздрагивала и просыпалась. Дома у нее был будильник, который точно так же резко трезвонил по утрам. Иногда, если ей совсем не удавалось заснуть, она читала англо-итальянский разговорник или играла с девочкой. Ее звали Розита. Это был тихий и спокойный ребенок.