Читать книгу "Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие - Дан Родес"

— Я родом из Боснии, — сказал он и пнул тело носком ботинка. — Я босниец. — Он начал топтать собаку. — Я убиваю собак. — Он почувствовал, как под его подошвами хрустнул череп Тимолеона Вьета. — Это мой инстинкт. — Он поддал тело ногой и швырнул его на середину дороги.

Мертвый пес лежал на боку, остекленевший глаз закатился вверх, словно Тимолеон Вьета смотрел на небо. Заметив это, Босниец с размаху всадил нож в глазницу — раз, другой, третий, он кромсал глаз до тех пор, пока тот не превратился в кровавое месиво и не перестало казаться, что мертвый пес смотрит на небо. Он надел свежую футболку, грязной футболкой стер кровь с рук и локтей, швырнул ее на землю и зашагал прочь.

— Меня зовут Саймон, — сказал он. — Саймон, — повторил он, повысив голос. — Мое имя Саймон, — он почти кричал. — Саймон! — во всю глотку заорал он.

Он вышел на шоссе, похлопал рукой по оттопыренному карману, где лежала пачка денег, которые он прихватил, уходя из дома старика, и отправился на автобусную остановку, предоставив Боснийцу, словно часовому, охранять тело мертвой собаки.

— Давай сходим в город, — предложил обнаженный мальчик — он больше не носил серебристые шорты.

Много лет назад мальчик оставил их в доме одного из своих старых любовников. Серебристые шорты плохо сочетались с его лысеющей головой. Он понял, что на свете вообще очень мало вещей, которые сочетаются с лысиной. Старики все меньше и меньше интересовались мальчиком и платили ему уже не так щедро. Им гораздо больше нравились мальчики с красивыми золотистыми волосами. Это стало для него настоящей трагедией. Он начал встречаться с людьми своего возраста, но, хотя ровесники были лучше чем ничего, молодые любовники не возбуждали мальчика. Основная проблема заключалась в том, что его новые друзья были недостаточно стары.

— Лето кончилось, — сказал мальчик. — Уже не так жарко, и мы вполне могли бы прогуляться пешком. Помнишь, как раньше.

Примерно час назад они видели сквозь щелочку в занавесках, как Босниец, вскинув на плечо сумку, спускался с холма, и решили, что он, наверное, уже далеко от дома.

В старые добрые времена у них была любимая игра: дойти до шоссе, держась за руки. Если любовники слышали, что кто-то их нагоняет, они расцепляли пальцы, и начиналась другая игра, в которой Кокрофт изображал дядю, а мальчик племянника — не вызывающая подозрений пара, на дорогах Умбрии и Тосканы таких сколько угодно. Но проселок был тихим и безлюдным, так что в большинстве случаев им удавалось осуществить задуманное.

— Ладно, — сказал обнаженный старик, — но обратно мы поедем на такси. Ты ведь понимаешь, я уже не так молод.

— Я понимаю, — сказал мальчик. — Но именно это мне и нравится — ты становишься все старше и старше.

Они оделись, вышли из дома, заперли дверь на замок и, спустившись с крыльца, взялись за руки.

— Ах, если бы Тимолеон Вьета был с нами, — вздохнул Кокрофт.

Мальчик крепче сжал руку старика.

— Ты не знаешь, откуда слышится пение птиц? — спросил он, пытаясь как-то утешить и развеселить Кокрофта.

В прошлом этот вопрос звучал для них как песня, слова которой были понятны только им двоим.

— Что? Ты хочешь сказать, всякий раз, когда я рядом, тебе слышится пение птиц? — Старик улыбнулся. — Ну, по-моему, тут может быть единственное объяснение: потому что пение птиц, как и память о тебе, постоянно живет… э-э… внутри меня.

Они спустились с холма и пошли по дороге. Держась за руки, они покачивали ими в такт шагам и смеялись, вспоминая давно забытые слова любви.