Читать книгу "Остенде. 1936 год: лето дружбы и печали. Последнее безмятежное лето перед Второй мировой - Фолькер Вайдерманн"

этого человека. Она не хочет, чтобы Цвейг чувствовал свое превосходство над Ротом. Она не хочет, чтобы ее гениальный Рот был на содержании у Цвейга. Постепенно все это перерастает в нечто близкое к вражде, и вот уже она смотрит на лучшего друга Рота недобрыми глазами: «Он кажется декоративным. Именно таким, каким кинозритель представляет себе знаменитого писателя. Светский, элегантный, холеный, с меланхолической поволокой во взгляде. Он с любовной сердечностью рассказывает о Вене и рисует милые пастельные картины своей жизни, которая уже тихо и неумолимо увядает».

Если Рот и подтрунивает над Цвейгом, то исключительно в порядке самозащиты, чтобы не утратить уважения к себе, особенно в этом новом костюме, оплаченном его большим другом. Каждый день он носит его на собственном теле, этот подарок, этот символ неполноценности в мире денег. Йозеф Рот об этом пишет в своих книгах. О лоске, о необходимости денег и о том, как проста жизнь в мире, где деньги никогда не кончаются, а идиоты на улице раскланиваются с именитым сказителем.

О том же и книга, которую он только что окончил, вторую половину которой он переписывает в темном углу бельгийского бистро. Это «Исповедь убийцы». История Семена Семеновича Голубчика, выросшего в нищете, без отца, где-то в лесах на родине Йозефа Рота. Настоящий его родитель – богатый, далекий, пылкий князь Кропоткин, который знать не знает об этом сыне, плоде давно угасшей страсти. Голубчик всю жизнь борется за признание, он становится безжалостным осведомителем русской охранки, влюбляется в прелестницу Лютецию, едет за ней в Париж, сорит деньгами и уже не может обходиться без шика, без новых нарядов: «Нужны были наряды для меня и Лютеции, равно как и услужливость портного, снимавшего с меня бережными пальцами мерки в гостинице, словно я был каким-то хрупким божеством, так что моих плеч и ног едва можно было коснуться сантиметром. Именно потому, что я был всего лишь Голубчиком, мне требовалось все то, что было бы обременительно для Кропоткина. Мне были необходимы по-собачьи преданный взгляд портье, согбенные спины официантов и прочей прислуги, иначе бы я не увидел их безупречно выбритые затылки. И деньги, мне нужны были деньги…»[63]

Вторую половину «Исповеди» Рот исправляет вместе со Стефаном Цвейгом. Он читает другу вслух и передает ему страницы корректуры. Работа с Цвейгом вызвала целый вал правок, и Рот вынужден сообщить своему издателю Вальтеру Ландауэру, что «начиная со страницы 65 многое изменено», самые важные изменения в последних двух тетрадках, финал полностью переписан. Он не уточняет, кому обязан этими изменениями, но между прочим упоминает, что Стефан Цвейг тоже в Остенде и хотел бы повидать его, Ландауэра. Рот хоть и вскользь, но с расчетом намекнул на эту возможную встречу, зная, как важен Цвейг, с его бестселлерами и связями, для Ландауэра и для испытывающего затруднения издательства Аллерта де Ланге. И Ландауэр немедленно отвечает: «Было бы хорошо, если бы мы переговорили с господином Стефаном Цвейгом в ближайшую среду».

* * *

Вряд ли у Стефана Цвейга найдется время для Вальтера Ландауэра в среду. Здесь, у моря, этим летом у него вообще ни на что нет времени. То есть абсолютно. Ему почти не пишут, а это значит: нет плохих новостей, нет писем с мольбами о материальной помощи и никаких нападок из-за «Кастеллио», из-за брошенной жены, из-за брошенного дома на горе Капуцинов, из-за чрезмерной политической сдержанности, из-за чрезмерной агрессивности. Все, что ему нужно здесь, на старом летнем курорте его жизни, – это покой, и покой не ради себя, а ради работы.

Как он писал Лотте? «Мы будем просто жить». Но в том же письме присовокупил, кто должен составить ему компанию в этой «просто жизни» на побережье: «Вы и печатная машинка». Да, пожалуй, немного бессердечно было тогда, в конце июня, писать своей пока еще тайной возлюбленной, что он даст ей телеграмму, чтобы «вы и печатная машинка могли через день-два приехать».

Третьего июля, отправляя Лотте в Лондон последние дорожные наставления, он повторил в пункте 4, что ей нужно взять с собой: «Конечно, печатную машинку». Прежде всего Цвейг хотел работать. Вот почему за ним последовала не только его секретарь и любовница Лотта Альтманн, – пообещал приехать и его друг и редактор Эмиль Фукс. Несколько дней назад он прибыл из Зальцбурга для того, чтобы помочь Цвейгу собрать второй том новелл, который осенью должен выйти в новом издательстве Райхнера.

Фукс – давний редактор Цвейга, за долгие годы между ними установилась тесная и плодотворная дружба, кроме того, у них есть одна общая страсть – шахматы. Поэтому все называют редактора Шахматным Лисом[64]. И если Цвейг не сидит вечером с Ротом, значит, он коротает часы с Фуксом перед шахматной доской, куря сигару, в полном молчании.

Так что у Цвейга здесь чуть ли не целый писательский отдел. И работает он лучше, чем в былые годы. Пока Фукс готовит том новелл, Цвейг пишет две миниатюры из цикла «Звездные часы человечества»: одна – о завоевании Византии, вторая – о путешествии Ленина в 1917 году из Германии в Россию в пломбированном вагоне.

С обеими он справляется легко, он заранее собрал материал, а византийская новелла пускает новый росток большой новеллы, которую он теперь пишет, очень рассчитывая на помощь Йозефа Рота. «Я работаю над этой новеллой, – написал он Роту за два месяца до отъезда в Остенде. – В действительности это легенда, еврейская легенда, которую я возвожу и расширяю на очень узком историческом фундаменте. Думаю, должно получиться недурно, хотя не в моих правилах об этом говорить. Я не совсем уверен в стиле. Мне нужен ваш взгляд». Но стиль – не единственное, в чем Цвейг сейчас не уверен. Есть еще религиозная, или, точнее, ритуальная сторона. В конце июня он признается Роту: «Для меня было бы счастьем, если бы вы согласились быть моей литературной совестью в этой легенде. Мы могли бы по вечерам, как в старые добрые времена, исследовать и учиться друг у друга». Новелла, которую пишет Цвейг, будет опубликована под названием «Погребенный светильник». Это легенда о семисвечнике, который странствует из Иерусалима в Вавилон и снова возвращается, а затем в качестве трофея Тита оказывается в Риме, где его похищают вандалы и отправляют в Карфаген, наконец, захваченный Велизарием, он попадает в Византию. И вот Юстиниан возвращает его в Иерусалим, но уже в христианский храм, после чего светильник исчезает навсегда. Это история о вечных еврейских скитаниях, которую Стефан Цвейг хочет дописать в Остенде. Это история меноры, семиствольного подсвечника, как история изгнания и бездомности евреев и их неугасающей надежды на то, что однажды вечные скитания закончатся. Он говорил