Читать книгу "Разорванный август - Чингиз Абдуллаев"

Выступающие ораторы обращали внимание на провокационный характер указа Ельцина, появившегося через несколько дней после его вступления в должность и перед очередным Пленумом ЦК КПСС, о котором было объявлено заранее. Некоторые требовали отменить подобный указ, отмечали его незаконность и неправомочность. Чтобы утихомирить разгоревшиеся страсти, пришлось напомнить, что Верховный Совет СССР уже обратился в Комитет конституционного надзора.

Первый день завершился довольно поздно. Предпоследним выступал Олег Лобов, ставший первым заместителем председателя Совета министров РСФСР. Разумеется, об указе Ельцина он не сказал ни слова, зато рассказывал об экономических трудностях и проблемах России. Горбачев знал, что Лобов был одним из близких к Ельцину политиков, и поэтому внимательно слушал его. Кроме того, ему просто было интересно выступление этого опытного аппаратчика, который провел два года в Армении, на посту посланного туда второго секретаря ЦК Компартии Армении. Лобов говорил достаточно недолго. Вспомнив о председателе, Горбачев наклонился к Ивашко:

– Что у нас с Силаевым?

– Иван Степанович подал заявление о выходе из состава Центрального Комитета, – ответил тот, – мы включили его вопрос в повестку Пленума. Будем выводить из состава ЦК.

– В партии он остается?

– Да, – утвердительно кивнул Ивашко, – но не желает быть больше членом ЦК, считая, что это помешает его работе в руководстве правительством Российской Федерации.

Горбачев отвернулся. Он не хотел комментировать поступок Силаева, которого знал очень давно. В конце концов, каждый выбирает свой путь. Лобов, будучи одним из самых близких людей Ельцина и работая с ним много лет в Свердловске, посчитал для себя возможным остаться в составе ЦК КПСС, а Силаев решил выйти из состава Центрального Комитета. Каждый выбирал свой путь. Последним выступал главный редактор журнала «Диалог» Попов, но Горбачев его уже не слушал. Сегодняшний день прошел относительно благополучно. Он все время помнил, что у него еще самая важная встреча в Новоогареве, которая должна состояться сразу после Пленума, и визит Джорджа Буша в Москву.

Вечером он приехал домой уставший и опустошенный. Раиса Максимовна привычно ждала его у дверей. Он умылся, переоделся, прошел ужинать. Она села рядом. Сегодня прислуживала новая женщина, которая сильно волновалась. Раиса Максимовна выразительно смотрела на нее, и от этого несчастная волновалась еще больше. У нее дрожали руки, она впервые видела так близко самого Михаила Сергеевича.

Когда она вышла, Раиса Максимовна спросила у мужа:

– Как прошел Пленум?

– Пока неплохо. Они ополчились на Бориса Николаевича за его указ, который он принципиально не хочет отменять. Почти каждый говорил об этом. Сегодня у них был другой враг, который заставил их забыть обо мне. Хотя и в мой адрес, как обычно, сказали немало. Но меньше, чем могли.

– Как они встретили твой доклад?

– Нормально. Только два раза слегка пошумели. – Когда я говорил о возможности переименования партии и новой экономической политике. Наши консерваторы не хотят ничего менять и даже слышать своих оппонентов.

– Этого следовало ожидать, – кивнула она.

– До съезда они дотерпят, но там меня все равно не изберут, – убежденно произнес Горбачев, – почти наверняка прокатят. Можно даже не сомневаться. Выберут какого-нибудь нового Полозкова, такого ортодокса, ничего не желающего видеть вокруг себя. И мы получим пятнадцать миллионов людей, объединившихся вокруг консерваторов, которые погубят перестройку.

– И ты никак не можешь повлиять на ситуацию?

– Я попытаюсь. Нужна компромиссная кандидатура. Раньше я думал о Шенине, но мне кажется, что он тоже слишком увлечен этой коммунистической фразеологией. Ивашко явно не подходит, Дзасохова не любят. Надо подумать...

– Пойдем, – предложила Раиса Максимовна, – тебе следует немного успокоиться, отдохнуть. Пойдем пройдемся.

Уже выходя из здания, она увидела руководителя службы охраны президента генерала Медведева и обратилась к нему:

– Михаилу Сергеевичу не понравилась ваша новая сотрудница, будет правильно, если ее заменят.

Горбачев даже не обернулся на ее слова, а Медведев понимающе кивнул головой. Он знал, что в подобных вопросах мнение Раисы Максимовны было определяющим.

Все оставшееся время до сна Горбачев прогуливался вместе с женой, подробно рассказывая ей о работе Пленума, о выступлениях членов ЦК, о реакции секретарей ЦК на их выступления. Для него такие мгновения жизни были не просто отдыхом после напряженного дня. Разговаривая с человеком, которому он абсолютно доверял и мнение которого для него было так важно, он чувствовал, как заряжается ее энергией.

Утром он снова поехал на заседание Пленума ЦК. Еще в машине ему позвонил Ивашко:

– Некоторые товарищи предлагают исключить Шеварднадзе из партии, а не выводить его из состава ЦК. Как вы считаете, Михаил Сергеевич?

Горбачев возмутился. Нельзя разрешать им подобным образом расправляться с его бывшими соратниками, даже если они уходят в отставку.

– Это неправильно, – убежденно сказал он, – мы должны демонстрировать пример законности и толерантности, а наши товарищи хотят крови. Эдуард Амвросиевич подал заявление о выходе из партии, и мы должны вывести его из состава ЦК в связи с прекращением его членства в КПСС, а не исключать человека, который уже вышел из партии. Так и передайте нашим товарищам.

Второй день Пленума начался с выступления директора Института мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР Мартынова. Его спокойный, уверенный, взвешенный тон передался и остальным выступающим. Сегодня все было гораздо спокойнее, чем вчера. Но выступление делегатов от Прибалтики буквально потрясло, словно они постепенно возвращались в двадцатые-тридцатые годы, когда их коммунистические партии были вне закона, а коммунистов преследовали. После январских событий в Литве и в Латвии ничего другого невозможно было ожидать. Большинство населения было решительно настроено против «сателлитов» Москвы. Выступавший член Центральной контрольной комиссии Литвы Качанов прямо говорил о дальнейшей невозможности работы в подобных условиях. Последним на Пленуме выступил доцент Свердловского инженерно-педагогического института Гуселетов. Он был одним из тех, кто решительно осуждал указ своего бывшего земляка о полной департизации в России.

После перерыва начали рассмотрение организационных вопросов. Приняли решение о проведении Двадцать девятого съезда КПСС в ноябре или декабре этого года. Затем приняли решение о проекте новой Программы КПСС. Рассматривая организационные вопросы, из состава ЦК были выведены Силаев, по собственному желанию, Шеварднадзе – в связи с прекращением членства в партии, и Березин, исключенный из рядов КПСС. Особое заявление было принято по указу Ельцина. Выслушали и секретаря ЦК Манаенкова, который рассказывал о тяжелом положении дел в эстонской партийной организации. Но это сообщение уже мало кого интересовало, кроме самих эстонских делегатов. Затем для заключительного выступления предоставили слово самому Горбачеву.