Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

Смущенные парни моментально ретировались.

– Рекомендую, – Леночка проводила парней безразличнымвзглядом, – очень хорошо трахаются, до мозгов продирают. В сексе втроем естьсвоя прелесть.

– Я смотрю, лавры Эммануэль не дают тебе покоя.

– А тебе – лавры Арины Родионовны, – не осталась вдолгу Леночка, – всех-то ты поучаешь, всем советы раздаешь, со всеми в хорошихотношениях, старая сука!..

Под “старой сукой” она имела в виду меня, под “всеми” –Анджея Братны. И это было несправедливо.

– Не стоит так, – попыталась усовестить я Леночку, – яне сделала тебе ничего дурного.

– Конечно, ты не сделала мне ничего дурного. И он несделал мне ничего дурного. Он просто не замечает меня. Как женщина я его неинтересую.

– Думаешь, если ты перетрахаешь весь “Мосфильм” иприлегающие к нему улицы, он обратит на тебя более пристальное внимание?

– Ничего я не думаю… Нет, я думаю. Я думаю, что онимпотент, геронтофил, педераст, женоненавистник…

– Ты забыла еще добавить некрофилию и сношения сморскими свинками, – мягко добавила я. – Пойдем, ты пьяна.

– Пошла ты! – Леночка яростно пнула ногой юпитер, и тотс ужасающим грохотом повалился на пол. – Что ты можешь понимать! Я люблю его,этого скотского поляка.

– Ты очень странно это демонстрируешь, – не удержаласья от шпильки.

– Не твое дело… У меня была потрясающая карьера, еслиты хочешь знать, сам Лагерфельд меня к себе заманивал, такие мужики по мнесохли, не то что этот плюгавый режиссеришка… А я все послала к черту, сижу наэтой дурацкой студии, и что же…

– Действительно, что?

– Ничего. Ему на меня наплевать.

– Возвращайся к Лагерфельду. А там, глядишь, наЖан-Поля Готье перескочишь. Или Дольче и Раббану…

– Нет… Ничего не получится. Я говорила тебе. Я хочуостаться с ним. Мне больше ничего не нужно.

– Успокойся. Хочешь еще коньяка?

– Я хочу его. Эту дрянь, этого подонка…Ты даже представитьсебе не можешь. Еще ни одна женщина так не хотела мужчину.

Это был спорный тезис, я видела женщин, одержимых мужчинами.Я и сама была такой еще так недавно. Как правило, ни к чему хорошему это неприводило. Меня тоже не привело…

– Нужно подождать, может быть, все еще образуется. – Яосторожно взяла Леночку за рукав.

– Ничего не образуется. Ты видишь, как он окучивает этустаруху. Он же от нее не отходит, он влюбился в нее по уши. Я ее ненавижу.Почему она не умерла лет за десять до этих съемок? Ей уже давно пора лежать вфамильном склепе… Когда он касается пальцами этой лягушачьей кожи, этого черепа– я ее убить готова. И его заодно. Ты даже не представляешь себе, как я хочуэто сделать. Я даже боюсь сама себя в такие минуты.

Леночка старательно избегала имени Анджея Братны:произнесенное вслух, оно сковывало ее по рукам и ногам, оно лишало ее воли.“Анджей” – звучит как экзотический пароль; имя, созданное для постели…

– Если так будет продолжаться дальше, я не выдержу, –сказала Леночка обреченным голосом. – У меня и так сейчас не все в порядке сголовой, я просто с ума схожу от ревности…

– По-моему, ты действительно сходишь с ума. Какаяревность, старушке семьдесят четыре года.

– Ты не понимаешь! Дело не в возрасте, не в красоте, нев уродстве, не в старости, не в молодости. Он апеллирует совершенно к другимпонятиям, он может любить все, что угодно… Он может касаться чего угодно; онможет любить вещь так же, как человека, и это будет самая настоящая, самаяистинная, самая единственная любовь. Я говорю глупости?

Мне вовсе не казалось, что подвыпившая Леночка говоритглупости: как ни странно, ее мятущееся, безнадежно влюбленное сердце ближе всехподошло к разгадке тайны Братны. Я даже засмеялась от изящества открытия ЛеночкиГанькевич. Почему эта простая мысль не пришла в голову мне самой? Конечно же,он любил. Он был влюблен во все – хоть на секунду, хоть на миг, – но это былаистинная любовь. Именно она освещала все то, что делает Братны, тем волшебнымвнутренним светом. Светом, которым были пронизаны и его картины, и егоотношения с людьми. Даже его мелкое и крупное воровство. Даже его вероломство,даже его предательство…

– ..Девки, ay! – Дядя Федор появился, как всегда,внезапно. – А что это вы тут в скромном уединении, совсем оторвались отколлектива. Там без вас все вино выпьют! Только теперь я заметила, что глазадяди Федора сияют недобрым огнем: очевидно, попытка подснять подружку главногогероя Дашу Костромееву не удалась.

– А где Даша?

– Соскочила с темы, курва! Отчалила в реквизиторскийцех вместе с этим козлом вонючим, Вовкой Чернышевым. Входят в роль, твари,работают над образами. Они теперь как два попугая-неразлучника, прям с душиворотит.

– Вот и еще одна судьба устроилась, – мстительносказала Леночка: не только она потерпела фиаско в своих притязаниях.

– О наших этого не скажешь, девочка моя, – судовольствием переключился на Леночку Бубякин, – твой-то герой тоже со старухойпрохлаждается. Видно, достала ты его своими домогательствами. Он куда нисунется, а ты уже там с задранной юбкой. Женщина не должна быть такойоткровенной, это раздражает.

– Пошел ты! – Лексикон пьяной Леночки не отличалсяособым разнообразием. – Ты сам-то кто такой? Ничтожество.

– Вот как? Гонишь на меня?! А я, между прочим, оченьхорошо к тебе отношусь. По ночам не сплю. Я даже стишок про вас с боссомсочинил. Хочешь, прочту?

– Пошел ты…

Но дядя Федор уже не слушал. Он взгромоздился на стоявшийнеподалеку пуф, шутовски поклонился нам с Леночкой и с выражением начал:

Полночь, старушечьей грудью повисла луна.

Ты меня провожала, я ушел в никуда.

Солнце горбом Квазимодо восстало. И что ж?

Я пришел в никуда, а ты там меня ждешь.

– Господи, какое дерьмо, – поморщилась Леночка, – какоевсе дерьмо!

– Пойдемте, – устало сказала я. – По-моему, мы всеперепили. Пора по домам.

– Слушай ее, крохотуля, – промурлыкал дядя ФедорЛеночке– Не будешь слушаться – она тебе по рогам даст. Она тебе печенку отобьети фасад попортит. Нечем тогда будет твоего прынца обольщать.

– Хочешь переспать со мной? – неожиданно спросилаЛеночка дядю Федора.

– Ева, скажи, пусть она меня в покое оставит, – воззвалко мне Бубякин, – ненавижу эстеток с покосившегося подиума. У меня на этиторшеры в мини-юбках с двенадцати лет не стоит, у меня от них вся мошонка кколеням опускается.

Оба они обмякли, им надоело пикироваться и говорить другдругу гадости. Я, на правах самой взрослой, самой трезвой и самойрассудительной женщины, подхватила их под руки и потащила к стихающемузастолью. По дороге дядя Федор отклеился от нашей скульптурной группы изавалился спать на ящики с аппаратурой. Я уложила бесчувственное тельце Леночкирядом с бесчувственной тушей Сереги Волошко и скептически оглядела пейзаж послебитвы. Липкие пятна ликера на ломберных столиках, лужи коньяка на полу, окуркисигарет в шпротных банках. Интересно, какой дурак закусывает ликер шпротами?..Обыкновенный киношный бордель, с уходом Братны все теряет смысл и рассыпается,как карточный домик, Братны – всего лишь иллюзия, тонкая нефтяная пленкавысокого искусства, ничего общего не имеющего с реальной жизнью…