Читать книгу "Книжная жизнь Нины Хилл - Эбби Ваксман"

Нина постаралась взять себя в руки. Она раздражалась по пустякам всю неделю. Либо скоро начнутся месячные, либо у нее опухоль в мозгу. Второй вариант казался на тот момент предпочтительнее, а значит, наверняка дело было в первом.

– Хорошо, ты права. Что там у нас за книга?

Лиз вздохнула:

– «Выпусти внутреннего зверя» Теодора Эдвардса.

– Тедди Эдвардса? Его внутренний зверь – плюшевый мишка?

Лиз посмотрела на свою работницу и прищурилась:

– Один стаканчик, Нина.

Из всех людей, что встречала Нина, Теодор Эдвардс менее всего походил на плюшевого мишку: высокий, угловатый, с аккуратной эспаньолкой и настоящим пенсне на длинной ручке. Погодите-ка, это значит лорнет – точно, ручки ведь у лорнетов. В любом случае у него были такие очки плюс уже упомянутая эспаньолка, и в целом он производил впечатление крайне вычурного богомола, который внимательно смотрит на тебя, прежде чем откусить голову и промокнуть подбородок платочком. Возможно, вам бы он таким не показался, но у Нины было богатое воображение, компенсирующее нехватку денежных средств.

Когда в магазине стала скапливаться толпа, Нина заметила, что она в основном состоит из пожилых женщин, то есть старше пятидесяти. Как и всякий человек, Нина не была лишена стереотипов, пускай и подсознательных, поэтому решила, что вечер пройдет тихо. Она оглянулась на Лиз, увидела, что та поглощена разговором с покупателем, и незаметно опрокинула второй стаканчик. Содрогнувшись от вкуса дешевого и вдобавок теплого вина, Нина бросила стаканчик в мусорку и продолжила обходить магазин с подносом. Собравшиеся угощались вином, и атмосфера понемногу согревалась. Казалось, все друг друга знают. То и дело кто-то обнимался или удивленно распахивал глаза.

Лиз взглянула на часы и встала посреди зала, где уже сидел на табурете Теодор Эдвардс, чистящий свои богомольи усики. Шучу-шучу. Усики уже были чистыми. Нину разобрал смех, и она поняла, что следовало ограничиться одним стаканом.

Лиз сказала:

– С удовольствием представляю вам Теодора Эдвардса, чья книга «Выпусти внутреннего зверя» на этой неделе попала в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс».

Все захлопали, а Нина внимательнее присмотрелась к книге. Она была не художественной, что-то вроде пособия по самосовершенствованию. Нина отложила ее и перевела внимание на автора, как ей и полагалось.

Теодор откашлялся. У него был удивительно глубокий и приятный голос, делавший его похожим не на богомола, а, скорее, на медведя, переодевшегося богомолом.

– Приветствую, собратья-звери, – начал он. – Как приятно видеть, сколь много собралось здесь тех, кто готов заглянуть в себя и выпустить на волю прячущееся внутри животное.

Нина рассеянно подумала, что, возможно, ей стоило поставить кошачий лоток.

Тедди продолжил с еще большим драматизмом:

– Цивилизация сломила многих из нас и увела от предназначенного нам природой места. Теперь нам сложно даже вспомнить, что мы – млекопитающие, лишь звено в великой цепи жизни. И, как все млекопитающие, мы страшимся хищников, жаждем добычи и вожделеем себе подобных.

Нина посмотрела на Лиз. Ее брови слегка сдвинулись, и Нина увидела, как она перевернула свой экземпляр, чтобы, как и Нина, прочитать описание. Теодор продолжал:

– Мои надежды оправдались: люди, прочитав книгу, поверили в своего внутреннего зверя, и теперь по всей стране появились сообщества зверолюдей, как я их называю, готовых заново познакомиться со своей дикой стороной.

Боже! У Нины возникло плохое предчувствие.

– Так что давайте улучим минуту и поздороваемся друг с другом как следует!

И безо всякого дальнейшего предупреждения он запрокинул голову и издал львиный рык. Лиз с Ниной застыли, уронив нижние челюсти, а весь зал взорвался ревом, рычанием и даже довольно убедительной китовой песней.

Нина в панике посмотрела на Лиз, которая попятилась к ближайшему книжному шкафу. Та встретилась с ней взглядом и одними губами произнесла: «Спаси меня», но Нина ничем помочь не могла.

Теодор закончил рычать и поднес руку к уху, приглашая своих читателей (добровольных послушников в храме безумия) громче приветствовать друг друга. Читатели подчинились. Нина закрыла уши руками и разразилась неудержимым хохотом. Люди на улице останавливались, у дверей образовалась толпа. Жаль, что она не поставила больше стульев.

А потом с возгласом «Зверолюди! Гарцуем!» Теодор вскочил с табурета и стал скакать по комнате, и под грохот складных деревянных стульев аудитория последовала его примеру.

После этого все стало только хуже.

После того как звери покинули магазин, стулья были сложены и возвращены в подсобку, а Лиз выпила четыре таблетки «Тайленола», Нине разрешили уйти.

– Сегодня суббота, – сказала Лиз Нине. – Беги, пока меня не хватил инфаркт, а то придется тебе весь вечер торчать в больнице.

– Ты действительно думаешь, что это может случиться? – с опаской спросила Нина и помедлила. Лиз была не старой, но этот авторский вечер оказался серьезным испытанием.

– Сомневаюсь. Беги, песик, – замахала на нее руками Лиз. – Я вижу, кто-то втоптал сыр в ковер в отделе подростковой литературы, так что меня ждет расслабляющее отколупывание его ногтями. Кыш!

И Нина сбежала.

По субботам у Нины был ритуал: вечером она шла домой, кормила Фила, принимала душ, одевалась и выходила в ночь, чтобы вонзить зубы в шею первой попавшейся девственнице или девственнику. Конечно, это неправда: субботней ночью в Лос-Анджелесе не встретить девственников. На самом деле Нина брала фотоаппарат и отправлялась снимать.

В одном из первых воспоминаний Нины о Кэндис мать учила ее распознавать момент, достойный быть запечатленным на фото. Они сидели вместе в толпе, и Кэндис указывала на образы, мелькающие в калейдоскопе людей вокруг. Это было приятное воспоминание, и хотя Кэндис чаще снимала зоны военных действий, голодающих детей и покрытых токсичными химикатами шахтеров, Нина предпочитала делать фотографии родного города. Лос-Анджелес славился дурманящим миксом массовых беспорядков и красных ковровых дорожек, но в ее глазах город был совсем иным.

Не забывайте, Лос-Анджелес – неестественный оазис. Он был построен в окруженной горами пустыне, протянувшейся с востока на запад и плавно нисходящей в Тихий океан. Более семи тысяч лет назад на этой земле поселились племена коренных американцев. Они жили здесь в относительном мире до тех пор, пока не заявились испанцы, которые все разрушили. Вскоре здесь обосновалась киноиндустрия, последовавшая сюда за загребущим Томасом Эдисоном, который обладал монополией на все, что связано с кино, на Восточном побережье и не погнушался сломать несколько ног, дабы эту монополию поддержать. Киноиндустрия прижилась. Похожие на дергающихся муравьев люди со старых пленок стали строить дома и студии, потом дома побольше, бассейны. Не успели мы и глазом моргнуть, как появилось семейство Кардашьян.