Читать книгу "Паруса и пушки - Александр Бушков"

(Небольшое гастрономическое отступление для гурманов алкоголя. Вопреки распространенному заблуждению, «Кровавая Мэри» – это вовсе не «водка, аккуратно, чтобы не смешивать, налитая поверх томатного сока». Точнее, это облегченный вариант. Настоящий рецепт «Кровавой Мэри» гораздо сложнее. 3/10 водки, 6/10 томатного сока, 1/10 лимонного, соусы «Вустерширский» и «Табаско», сок сельдерея, соль и перец по вкусу. Смешать все в бокале со льдом, украсить ломтиком лимона и веточкой сельдерея.)

Но вернемся к более серьезным вещам. Триста костров Марии – это одна из тех вещей, о которых принято говорить: оправдать нельзя, но попытаться понять можно. Абсолютно невозможное дело – «попытаться понять» Генриха Восьмого, Гитлера и Пол Пота. А вот Марию вполне можно попытаться понять. Очень уж сложно все обстояло, и есть несколько весьма важных аспектов, мимо которых объективности ради просто нельзя пройти.

Начнем с того, что сожжения на кострах продолжались не все пять неполных лет правления Марии, а гораздо меньшее число времени – три с половиной года. В первые года полтора ее правления, как я рассказывал выше, власти предпочитали совершенно бескровные методы – закрывали глаза на эмиграцию видных протестантских проповедников, а то и прямо к ней подталкивали. Наказания ограничивались тем, что тех, кто «произносил ужасную ложь и подстрекательские слова против Ее Величества королевы и Совета», выставляли к позорному столбу (ушей при этом в отличие от практики прошлых царствований не резали). После чего отпускали на все четыре стороны.

Политика властей ожесточилась только через эти полтора года – когда помянутые эмигрантские центры наводнили Англию подрывной литературой и стало ясно, что борьба идет не на жизнь, а на смерть. Тогда-то и состоялись первые сожжения – в апреле 1555 года. Причем их одобряли далеко не все в ближайшем окружении Марии…

Примасом, то есть главой католической церкви Англии, жаждал стать Гардинер (фанатизм и честолюбие часто вовсе не исключают друг друга), но он умер, и это место занял кардинал Реджинальд Поул. Человек был надежный, люто ненавидевший наследие Генриха Восьмого и в первую очередь его самого. За то, что Генрих расправился со всеми его родными. Казнил мать Поула – ту самую известную нам по первому тому леди Солсбери, которая яростно сопротивлялась казни и рассталась с головой после одиннадцати ударов топором. Двух братьев Поула и его племянника Генрих кого казнил, кого заключил за решетку. Причина на сей раз была не в садизме – семейство имело в жилах капельку королевской крови, а таких Генрих методично вырезал вслед за своими тезками, Шестым и Седьмым. Епископа он оставил в живых и на свободе потому, что тот, как духовное лицо, не мог иметь потомства, а следовательно, был не опасен.

Так вот, Поул как раз не одобрял сожжений и делал все, чтобы их прекратить или по крайней мере свести к минимуму. После того как на костер отправили вторую группу осужденных протестантов, не кто иной, как духовник короля Филиппа Альфонсо де Кастро, в присутствии королевской четы произнес в соборе проповедь, в которой эту казнь осудил, сказав, что она «противоречит учению Христа, и терпеливое убеждение оказало бы куда большее воздействие на души еретиков, чем страх перед костром или даже угроза вечного проклятия». Как видим, далеко не все было просто и однозначно. Свою роль играло и прекрасно нам знакомое по собственной истории 20–30-х годов прошлого века «избыточное рвение на местах» – то, что у нас зовется справедливо «перегибы на местах». За которыми Мария (как впоследствии Сталин) не всегда могла усмотреть.

И наконец случалось, что за сожжения протестантов выступали… сами протестанты. Известный протестантский проповедник Джон Филпот, крайне умеренный во взглядах (что среди протестантов редкость), называл своих единоверцев-экстремистов «горячими головешками из ада», которых дьявол «в наши дни уполномочил осквернять Евангелие». И писал: «Такие негодяи должны быть сожжены без жалости». Все было очень непросто…

Непременно стоит упомянуть, что казнь в виде сожжения на костре за религиозные убеждения (точнее, активную пропаганду таковых) придумала отнюдь не Мария – эта практика по инициативе церковников началась в Англии чуть ли не за сто пятьдесят лет до нее. Очень любил развлекаться живыми кострами Генрих Восьмой. Причем жег не только активных католиков, но и чересчур ревностных, на его взгляд, протестантов, считавших, что англиканская церковь все же сохранила слишком много от католической – значительную часть обрядности, иконы и статуи святых в храмах, пышность богослужения, церковную иерархию. По их мнению, все это следовало ликвидировать, придав церкви максимальный аскетизм. А вот на это Генрих пойти никак не мог – англиканская церковь была его любимой игрушкой, следовательно, должна как раз сохранять известную роскошь и пышность. А потому и чрезмерно рьяных протестантов Генрих отправлял на костер. Иногда по свойственному ему черному юмору (часто кровавому) приказывал связать вместе католика и протестанта, да так и сжечь…

Протестанты, кстати, везде, где получали власть, жгли своих противников ничуть не менее рьяно, чем католики. Особенно старался помянутый Жан Кальвин, железной рукой правивший в Женеве, – одних он отправлял на костер за неосторожное слово, других – за «неправильные» стихи.

(Отсюда порой проистекают интересные недоразумения, то ли умышленно сделанные, то ли вызванные плохим знанием истории. Не раз приходилось читать, что «злобная инквизиция» в том-то или том-то районе сожгла сколько-то тысяч человек. Однако беглое, самое поверхностное исследование открывает, что речь идет о сугубо протестантских областях, где инквизиции не существовало по определению, а католики были загнаны в подполье – так что все тамошние костры исключительно на совести протестантов.)

И еще одно очень важное обстоятельство. Все зверства и грехи Генриха Восьмого – казнь двух жен, двух первых министров, более чем ста представителей знати (в первую очередь тех, в ком текла хоть капелька королевской крови) и примерно семидесяти двух тысяч «здоровых попрошаек» – были следствием его личных качеств, его нрава и характера. Как и разгром и ограбление католической церкви. Мария же искренне считала, что выполняет свой религиозный долг. Согласитесь, разница существенная. Даже если оправдать нельзя, попытаться понять можно.

Если взглянуть на проблему гораздо глубже и шире, окажется, что триста английских костров – лишь небольшой (самый, так сказать, некровожадный эпизод войны меж католиками и протестантами), охвативший почти всю Европу и длившейся ровно сто двадцать четыре года. Так уж случилось, что даты ее начала и конца История зафиксировала точно – как не со всякими историческими событиями, даже крупными и важными, случалось. Началось все в 1534 г., когда, вдохновленные идеями Лютера, его приверженцы стали громить церкви и захватывать земли и богатства их и монастырей. К этой кампании с превеликим удовольствием подключились иные владетели – из чисто шкурных, а не религиозных побуждений (а крестьяне под шумок стали поднимать восстания, направленные против всех «господ», без различия их религиозной покраски). Часть дворян-католиков (особенно баварских) оказала вооруженное сопротивление – и заполыхало…

Из Германии пламя перекинулось во Францию. Тамошние протестанты, больше нам известные под именем гугенотов, как и их собратья по вере по всей Европе, голубиной кротостью не отличались. Они рушили католические церкви, убивали священников и просто католиков. Многолетняя гражданская война меж католиками и гугенотами началась как раз с нападения вооруженного отряда гугенотов на свиту католика герцога де Гиза. Варфоломеевская ночь, которую многие ругают, была первым погромом, устроенным католиками. Гугеноты до того трижды устраивали католические погромы, последний состоялся всего за три года до Варфоломеевской ночи в городе Ниме.