Читать книгу "Исчадия разума - Клиффорд Саймак"

С ружьем и ведерком он отправился на равнину и через две-три мили, повернув налево, пошел по кругу. Роль центра окружности играл холм. Пристально вглядываясь в почву, Коркоран пытался выяснить, не проходил ли здесь Бун. Дважды ему мерещилось, что на траве заметен человеческий след, и он цеплялся за эту ниточку, двигаясь чуть не ползком, — но следы все равно терялись что в первый раз, что во второй.

Бесполезно, сказал он себе. И было ясно заранее, что бесполезно, — но пусть поиски сто крат обречены на провал, попытать счастья следовало все равно. Сколько разных авантюр они с Буном пережили вместе, а случалось, один рисковал своей головой ради другого. За всю жизнь у Коркорана не было товарища ближе, чем Бун, — можно бы даже сказать «друга», но друзей, пожалуй, не бывало вообще.

Время от времени Коркоран натыкался на волков, которые нехотя уступали ему дорогу и присаживались неподалеку понаблюдать, как человек проходит мимо. Из кустов выпрыгнуло животное, похожее на оленя, и стремглав ускакало прочь. В какой-нибудь миле, не дальше, пробрело небольшое стадо бизонов. А на более внушительном расстоянии он мельком заметил зверей, смахивающих на мастодонтов, хотя дистанция была все же слишком велика и опознать их с полной уверенностью было нельзя. Но почему бы не считать этих зверей мастодонтами? Во всяком случае, эпоха для мастодонтов вполне подходящая.

Когда солнце оказалось прямо над головой, Коркоран присел в тени под деревом, пожевал лепешку и запил ее тепловатой водой из ведерка. Наверное, пора возвращаться к холму. Правда, в его намерения входило описать полный круг, но западную дугу он уже обследовал полностью, а на востоке просто не было ничего, кроме безбрежной, плоской и голой равнины, уходившей вдаль и сливавшейся с небом. Если Бун и отправился куда-то, то не на восток, а только на запад, где за равниной маячили другие холмы. Взвесив все за и против, Коркоран решил пройти назад по своим следам: пусть он повторит практически тот же путь, зато, может статься, всматриваясь еще внимательнее, углядит что-нибудь прежде пропущенное.

Он прикончил лепешку, позволил себе еще глоток воды и уже собирался встать, когда уловил чье-то присутствие. Он замер, напрягая слух. Расслышать не удалось ровным счетом ничего, но ощущение присутствия не исчезало, и он нерешительно осведомился:

— Генри?..

«Да, я самый.»

— Тебе уже известно про Дэвида?

«Известно. Узнал сразу же, как вернулся. Тебя тоже не оказалось. Я отправился тебя искать.»

— Мне очень жаль…

«Мне тем более. Он был мне братом, и его не заменишь. Кроме того, он был благородным человеком.»

— Твоя правда. Он был очень благороден.

«Его унесла кошка, — констатировал Генри. — Я выследил ее и нашел терзающей его труп. От него уже почти ничего не осталось. Расскажи мне, как это произошло.»

— Он стоял на часах. Когда я проснулся, это уже случилось. Я ничего не слышал. Кошка схватила его и унесла.

«Там есть могила. Совсем маленькая.»

— В могиле его ботинок. Вместе с ногой.

«Благодарю тебя за этот поступок. Ты совершил то, что должна была сделать семья.»

— Ты знаешь, где тело. Я мог бы взять лопату, отпугнуть кошку…

«Бессмысленно. Пустой жест. Я вижу у тебя ружье. Он что, не пытался стрелять.»

— Видимо, она застала его врасплох.

«Нет, — заявил Генри, — он не стал бы стрелять ни в каком случае. Он был слишком добрым для этой эпохи. Скверно обернулось для нас нынешнее предприятие. Для всех. Сначала потерялось Инид, потом Бун…»

— Ты знаешь что-нибудь о Буне? У тебя есть новости?

«Я проследил, куда он пошел, но там его нет. Лежит винтовка и рядом котомка, что была у него с собой, а его самого нет. С ним, кажется, был волк. Мне очень жаль, Коркоран.»

— Догадываюсь, что с ним могло случиться, — сказал Коркоран. — Он снова ступил за угол. Тогда уж пусть лучше задержится там, куда попал, и не вздумает выскочить обратно сюда, как чертик из табакерки.

«Что ты намерен делать теперь? Торчать здесь бесцельно.»

Коркоран в ответ лишь покачал головой. Вчера он уже задавал себе этот вопрос и задумывался, не вернуться ли в Нью-Йорк, но отверг такую идею в зародыше: Бун потерялся, и прежде всего надо найти Буна.

Сегодня ситуация иная: Бун по-прежнему не нашелся, но стало ясно, что и шансов найти его почти нет. И все-таки — вернуться отсюда в двадцатый век? Нет и нет. Никогда еще Джей Коркоран не отказывался от приключений, не выходил из игры, пока пьеса не завершится сама собой. А это приключение еще отнюдь не кончилось, пьеса далеко не доиграна.

Куда же податься — в Гопкинс Акр? Координаты наверняка сыщутся в бортовом журнале. Жизнь в усадьбе была бы комфортабельной — ведь ни прислуга, ни окрестные крестьяне никуда не делись. Гопкинс Акр то место, где можно в безопасности обмозговать сложившуюся ситуацию и, не исключено, наметить стройный план дальнейших действий. К тому же вполне вероятно, что в поместье рано или поздно объявится и кто-нибудь из других.

Однако, однако… Есть где-то в будущем гора, и руины на гребне, и над ними исполинское, подпирающее небо дерево, и винтовая лестница, вьющаяся вокруг ствола. За всем этим кроется несомненная тайна.

Может, он не все тогда разглядел и не так запомнил, но тайна налицо, и надо бы в ней разобраться.

Генри ждал ответа. Коркоран различал его мерцающий контур, облачко искорок, поблескивающих на солнце. Но чем отвечать искристому собеседнику, он предпочел задать ему свой вопрос:

— Насколько я понял, ты почти достиг бестелесности, но в последний момент остановился. Ты не мог бы рассказать мне об этом подробнее?

«Это было не самое умное мое решение, — ответил Генри. — Я позволил бесконечникам уговорить себя. Я постоянно вертелся около них, наверное, из любопытства — хотелось понять, что они за создания. Существа они необычные, сами понимаете. Отдаленно похожие на людей, — по крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Их же толком не видно, только время от времени. Показываются и исчезают, как призраки. Зато слышно их постоянно. Они взывают, проводят довод за доводом, просят, умоляют. Она зовут вас к бессмертию, расписывают бесчисленные преимущества и удобства бессмертия — то есть бессмертия интеллектуального, а другого, по их убеждению, не дано. Телесная жизнь, внушают они, груба, неопрятна, постыдна. А кому же хочется быть постыдным?»

— Короче, они морочили тебе голову?

«Меня они, нельзя не признать, заморочили. Заморочили в минуту слабости. Когда слабость миновала, я начал с ними бороться. Они были просто потрясены тем, что я имею наглость противиться, и уж тогда взялись за меня по-настоящему. Но чем сильнее они нажимали, тем упорнее я отбивался. В конце концов мне удалось вырваться. Или я внушил им такое отвращение, что они сами отступились. А может, я съел у них столько времени, что они решили: овчинка выделки не стоит. Однако к тому моменту процесс зашел слишком далеко, я был почти бестелесным. Так я и застрял на полдороге, став таким, каким ты меня видишь.»