Читать книгу "Поклонение волхвов - Сухбат Афлатуни"

– Пидарасы… – задумчиво произносит Синий Дурбек, не отрываясь от окна. – Где они их только набрали?

По полю внизу носятся какие-то парни в серебристых костюмах и болтают длинными лентами. Выезжает муляж космической ракеты.

Синий Дурбек отворачивается и замечает Николая Кирилловича:

– Что он хочет?

– Колокол просит, – неожиданным тенорком отзывается самая мрачная фигура.

– Хорошо… Дайте ему колокол.

Тенорок что-то чиркает в блокноте.

– Только пусть тихо звонит. – Синий Дурбек прижимает палец к губам. – Тихо-тихо…

Николай Кириллович собирается что-то сказать, но тут раскрывается дверь и в комнату на карачках вползает седой человек в сером пиджаке:

– Отец! Отец родной! – Быстро ползет к дивану, воздевая руки. – Умоляю! Жена, дети, внуки… Умоляю!

Николай Кириллович смотрит, потом тихо выходит.

Проходит вдоль трибун, кутаясь в плащ. «Си-яй, сияй, Дур-р-кент!» – оглушает его детский хор. Синие флажки, желтые, красные…

* * *

До дома он идет пешком. Дует ветер, болтая над пустыми улицами гирляндами. Пару раз Николай Кириллович останавливается и произносит в темноту:

– Ничего. Все хорошо.

Второй раз произнес, когда мимо, взвыв, промчалась «скорая». Николай Кириллович вытирает лицо в синих всполохах.

Возле пустой остановки шагает взад и вперед Валентина Пирожок. На длинной рейке качается транспарантик: «До конца света осталось 8 дней». Цифра «8» написана карандашом. Кошка на плечах Валентины бесшумно мяучит.

Николай Кириллович сворачивает к себе на Люксембург.

Замечает перед соседним домом проехавшую «скорую», милицию, людей.

– Режиссер, – слышит, подходя, крики, – режиссер это из театра!

Проносят накрытые простыней носилки.

Из-под простыни выпадает и виснет, болтаясь, кисть руки.

Николай Кириллович глядит на эту руку.

Из подъезда доносятся стоны, голоса, топот по ступенькам, спускают еще носилки. Кто-то страшно кричит на узбекском. Николай Кириллович не сразу узнает голос.

– Это что ж такое! – Возле Николая Кирилловича появляется соседка, из сидящих обычно на скамейке. – Видали? Два самоубийства сразу, договорились, видать, между собой. Один уже все, говорят, а второй еще вон, мучается как!

Николай Кириллович бросается в подъезд.

На него выносят носилки, он шарахается в сторону, потом к носилкам. Успевает увидеть страшное лицо Масхары. Масхара мертвой хваткой прижимает к себе дойру. Николай Кириллович успевает заметить, что он в гриме шута.

Николая Кирилловича снова оттесняют, он топчется возле «скорой», пытаясь пробиться к носилкам. Длинный врач заграждает дорогу ладонью и мотает головой.

Из «скорой» вылетает дойра, падает и катится к ногам Николая Кирилловича.

* * *

Дуркент, 25 октября 1973 года

Об этом дне известно много и одновременно очень мало; сведения о нем обрывочны и фантастичны. Никаких сообщений в прессе, ни в областной, ни тем более в центральной об этих событиях не было; их и не могло быть.

Хуже всего известно, что делал почти весь этот последний день своего пребывания в Дуркенте Николай Кириллович. С утра он просто исчез. К полудню в Музтеатре поднялась легкая паника. Официально ничем дирижировать Николай Кириллович был не должен. Своими «Звуками воды» дирижировал сам Токаржевский, остальное занимала камерная музыка. Но это был последний день фестиваля, и отсутствие Николая Кирилловича сразу почувствовали и начали его искать.

Фестиваль шел с огромным успехом, зал Музтеатра просто лопался от публики. Хотя не было никаких анонсов, приехало огромное количество любителей современной музыки. Две гостиницы, едва освободившиеся после юбилея, снова были переполнены; некоторых оркестранты селили у себя. Были и иностранцы. Кроме Збигнева, прочитавшего две лекции о современной французской музыке (переводила Жанна), на все вечерние концерты приходили три японца из той самой делегации. Какое отношение они имели к музыке, никто не знал.

Николай Кириллович все фестивальные дни пропадал в театре, открывал, дирижировал, ругался с директором, загонял Хуршиду так, что та еле стояла на ногах. Николай Кириллович сам был похож на живые мощи, то держался за сердце, то бледнел от головных спазмов. Жанна заставила его померить давление, обмотала руку и запшикала грушей. Давление оказалось нормальным.

Так и в то утро, первой мыслью было, что Николай Кириллович слег.

– Сердце, – сказала Хуршида.

– Голова, – возразила Зильбер-Караваева. – Вчера таблетку просил!

На Люксембург были отправлены Хуршида и Петр Третий.

Они долго звонили в дверь. От соседок внизу уже знали, что «жилец с бородой» у себя. Петр хотел уже вызвать милицию. Наконец за дверью послышался голос:

– Извините, я не могу вам открыть. Пожалуйста, передайте, что в театре меня сегодня не будет.

– Николай-акя. – Хуршида гладила ладонью обшивку двери. – Что с вами?

– Ничего. Пожалуйста, идите.

Хуршида посмотрела на Петра Третьего.

– Это не его голос, – прошептала, мотая головой.

– Его…

– Николай Кириллович! Вам с сердцем нехорошо? – Хуршида снова придвинулась к двери.

– Нет, хорошо… Идите…

Все это было через полчаса рассказано у директора.

Директор ходил по кабинету:

– Только этого нам и не хватало, – остановившись перед окном, поглядел на низкие облака. – Все это, наверное, из-за симфонии…

* * *

Симфония должна была исполняться в тот день. Она стояла и в тех афишах, в которых местом проведения фестиваля был Центр современной музыки, и в тех, где этим местом значился уже Музтеатр.

Колокол был снят с кладбищенской церкви, доставлен в театр и подвешен на внутреннем дворе. При полном зале шли последние репетиции симфонии, пока еще без колокола. Колокольный звон приезжал пару раз с Гагаринки репетировать звонарь.

После одного из фестивальных вечеров Николай Кириллович был приглашен к директору. На этот раз директор ничего не искал под столом, а с печальной улыбкой рассматривал Николая Кирилловича.

– Похудели вы, – покачал наконец головой. – Надо себя беречь. Спортом заниматься.

У Николая Кирилловича выступили на лбу вены.

– Тут вот насчет вашей симфонии звонили. – Директор покосился на телефон. – Да, Аполлоний Степанович… Насчет колокола, и вообще. Может, сами ему перезвоните? Я набираю…

Протянул трубку.

– Колокол? – переспросил голос Казадупова. – Нет, не утвердили.