Читать книгу "Поклонение волхвов - Сухбат Афлатуни"

Николай Кириллович оборачивается.

За спиной стоит Казадупов.

– Проезжал мимо. – Щурится на солнце. – Смотрю, суматоха, «скорая» выезжает. Дай, думаю, остановлюсь…

Давлат, поздоровавшись, уходит.

– Да, не ожидал, не ожидал, – вздыхает Казадупов.

– А мне кажется, вы все ожидали, Аполлоний Степанович.

– Да? Интересно, интересно. И каким образом?

– Не знаю. Просто чувствую.

– Ну что вы… Мне аж страшно. Вы меня демонизируете.

– С каким-то Казадуповым был знаком один из моих предков, Николай Триярский. Тот Казадупов был фельдшером и создателем какой-то секты и жил в Новоюртинске, это где-то теперь в Казахстане. Еще с одним Казадуповым сталкивался мой отец в Ташкенте, тот был следователем. Возможно, это был тот же самый Казадупов, о котором пишет в своих воспоминаниях моя мать: какой-то Казадупов держал ее и других детей в подвале, а потом сошел с ума.

– И что вы так смотрите? Хотите узнать, родственники они мне или нет? Не родственники. Даже не однофамильцы. Фамилию «Казадупов» мне дали в детском доме. Настоящую свою фамилию не помню, какая-то немецкая. Да, бывают совпадения, Николай Кириллович, бывают. Совпадения, повторы. Материя, как писал Энгельс, движется по кругу…

– Темная материя.

– Уж какая есть!.. Что-то еще хотели спросить?

– Да. Насчет фестиваля.

– Да, фестиваль, фестиваль… Затеяли и сами не рады. Теперь ломают голову, как его проводить так, чтобы не проводить.

– Почему?

– А вы что, за новостями не следите? Ах, да, вы же у нас и телевизор не смотрите, и газет не читаете. Голоса вы хотя бы слушаете?

– Какие… голоса?

– Враждебные. – Казадупов понижает голос. – Би-би-си там… Не беспокойтесь, это только между нами. Все слушают. Нет? Да, случай запущенный. Война идет, вот что. Израиль прорвал египетскую оборону. Наши корабли уже у берегов Египта. И американцы – там же. Теперь одна искра… Это вы хоть понимаете?

– Нет, не понимаю. При чем здесь музыка, при чем здесь фестиваль? Юбилей же никто не отменяет.

– И фестиваль ваш не отменят. Только хотят провести потише. Поскромнее. А насчет музыки – она даже очень при чем. Странно, что вы этого не понимаете. Музыка – это вообще политика. А авангардная музыка – это уже международная политика. Вы думаете, ее случайно американцы так поддерживают?

– Да, но год назад…

– Год назад, даже месяц назад было еще все по-другому. И потом, – Казадупов переходит на шепот, – рассчитывали на сотрудничество с ними… с помощью музыки. – Чуть поднимает голову, показывая глазами в небо.

Николай Кириллович тоже непроизвольно смотрит вверх. Глубокая осенняя синева в перистых облаках. Над вершинами чинар кружат вороны.

* * *

На арену под горящими прожекторами выбегают люди в доспехах, изображающие воинов Александра Македонского. Навстречу им бегут другие, начинается схватка. Из динамиков несется «Танец с саблями» Хачатуряна.

По трибунам волнами поднимаются флажки.

Николай Кириллович разговаривает с милиционером, пытаясь перекричать музыку. Милиционер качает головой. Николай Кириллович достает из портфеля листок бумаги, пишет записку. Милиционер достает рацию, что-то кричит в нее. Мимо проходят воины со щитами, обклеенными фольгой.

«Гелиотид! – гремят динамики. – Твое сияние привлекало сюда завоевателей и купцов, ученых и музыкантов…»

– Передайте, мне к нему всего на пять минут. – Николай Кириллович пальцами показывает – пять.

– Хорошо, хорошо, доложу… Как, говорите, ваша фамилия?

– Триярский, Николай Триярский.

– Сам Николай Триярский?.. – Лицо милиционера светлеет. – Сияй, сияй, Дур-р-кент! Что же вы сразу не сказали, что вы… такой высокий гость? Мы вашу песню уже неделю тут слушаем! А какой проигрыш красивый!

– Я назвал фамилию, вы, наверное, не расслышали…

– Да, шум адский просто… С дежурства прихожу, не могу тихо разговаривать! Скажите, такой личный вопрос, а девушка, которая вашу песню поет, уже приехала?

Николай Кириллович что-то мычит.

– Понятно, – кивает милиционер. – Но завтра, на юбилее, уже точно будет, как же без нее, да? У нее, кстати, муж-дети есть?

Николай Кириллович пожимает плечами.

– Понятно, – повторяет милиционер и вздыхает. – У творческих людей все по-другому. Хорошо, товарищ Триярский, сейчас вот выйдете и пойдете направо…

«Во глубине дуркентских гор тысячелетия дуркоры терпели бедность и позор, как звери, загнанные в норы!»

Милиционер показывает жестами, как пройти. Протягивает листок, складывает пальцы в щепоть и чертит ею в воздухе. Николай Кириллович кивает, на бумаге появляется автограф.

По арене скачет отряд басмачей, следом несутся красноармейцы. Гремит «Ода к радости». Мокрыми флажками изображается голова Ленина.

Николай Кириллович останавливается перед дверью.

Дверь распахивается, вылетает Люся Осипенкова. Не замечая Николая Кирилловича, несется вниз, всхлипывая и роняя папки.

«Оду к радости» сменяет «Время, вперед!» Г. Свиридова.

«Советская власть, освободив дуркоров от многовековой эксплуатации…»

Николай Кириллович разминает пальцы и стучится.

– Если это опять эта дура… – слышен изнутри голос Синего Дурбека.

Николай Кириллович осторожно заходит.

Небольшая полутемная комната. Одну стену почти целиком занимает окно, через него, как на ладони, видно поле. На диване, глядя на поле, полулежит Дурбек Хашимович, рядом несколько фигур, показавшихся восковыми. Дурбек Хашимович одет в синий, с лунным отливом костюм; на пальце сияет перстень с гелиотидом. На столике стоят пепельницы и виноград, едко пахнет коньяком.

– Это кто?

В Николая Кирилловича направляется указательный палец.

– Композитор, – слегка оживает одна из восковых фигур.

– Спросите, что ему надо. – Синий Дурбек снова отворачивается к окну.

– Дурбек Хашимович, я буквально на минуту, – делает шаг вперед Николай Кириллович. – Я насчет фестиваля.

– Какого фестиваля? – Синий Дурбек продолжает глядеть на поле.

– Музыкального… Современной музыки…

Одна из мумий испускает вздох.

Николай Кириллович секунду молчит, потом начинает говорить о фестивале. О странном решении проводить его не в Центре, а в Музтеатре. О том, что некоторые участники в последний момент отказались приехать, потому что на них оказывается давление. О том, что он до сих пор не получил ответа насчет колокола, который необходим для исполнения его симфонии…