Читать книгу "Я прошел две войны! - Владимир Першанин"

– Закусывай получше, Юрка, – со смехом перебил его старшина. – Иначе не налью больше.

Я обратил внимание, что старшему лейтенанту Репнину слова молодого взводного не слишком понравились. Дело в том, что командир первого взвода не воевал, находился в резерве, и легкомысленная болтовня девятнадцатилетнего парня неприятно задела его.

Егор Балакин пожаловался мне, что рассчитывал демобилизоваться, все же семья, дети.

– Говорили, что на год из запаса берут, а теперь до осени сорок первого трубить придется.

– Обстановка сложная, в Европе воюют, в Африке, – сказал Григорий Чередник. – Вон Михаил Ходырев тоже переслуживает.

– Мне в армии нравится, – заявил мой заместитель. – Порядок, форма добротная. Повоевал, обкатался, медалью наградили. Может, в военное училище попрошусь. А тебя, Егор, от навоза никак не оттащить.

– У меня семья, детей поднимать надо.

– Успеешь. Погуляй, пока возможность есть.

Григорий Чередник посидел с нами недолго и ушел, сославшись на дела. Мой давний товарищ гордился своей должностью (сто шестьдесят бойцов и командиров в подчинении) и не хотел, чтобы его видели выпившим.

– И тебе, Юрий, хватит. Не дело, если бойцы тебя пьяненьким заметят.

– Я меру знаю. Да и не собираюсь где-то шататься. Посидим еще, и спать залягу.

– А подъем в шесть ноль-ноль, пробежка, тренаж. Тебе бойцам пример показывать надо, а не плестись позади.

Савенко недовольно засопел, но промолчал. Вскоре собрался и Антон Репнин, который снимал с семьей квартиру в городе.

– Надо идти, а то жена беспокоиться будет.

– Сейчас не война, чего ей беспокоиться? – сказал старшина. – Давай, Антон Денисович, опрокинь стопку на дорожку.

От стопки старший лейтенант не отказался, но, когда прощались, посоветовал Юрию Савенко:

– А ты спать ложись. Хватит ему наливать, мальчишка еще.

Началась обыденная военная служба. Занятия по боевой и политической подготовке, дежурства, утренние и вечерние построения на плацу. Спустя неделю-другую я с удивлением отметил, что подготовка личного состава ничем не отличается от той, довоенной, учебы, которую я проходил год назад.

Как будто и не было во многом неудачной для нас Зимней войны. Конечно, ее вспоминали, слишком свежа была память о ней. Но говорили в основном о героизме наших бойцов, об их умелых действиях. Выводы из неудач не делали.

Удивляло меня, что о «славных боях» часто упоминал наш старший политрук Раскин Аркадий Борисович, который в этой войне не участвовал. В роте действовал целый политаппарат: младший политрук, парторг, комсорг, агитатор. Причем штатами была предусмотрена лишь должность младшего политрука, а остальные помощники Раскина были сержантами, но исполняли совсем другие обязанности – собрания, политзанятия, политинформации, выпуск боевых листков и так далее.

По-прежнему много времени занимала строевая подготовка, занятия по химзащите, изучение уставов. Не выдержав, я как-то пришел к Череднику.

– Григорий, мы стрелять когда-нибудь будем? За месяц ни разу боевые стрельбы не проводились.

Рота насчитывала более 160 человек, и у старшего лейтенанта всяческих забот накапливалось в достатке. Он устало отодвинул в сторону какие-то бумаги, предложил мне папиросу.

– На конец июля запланированы стрельбы из винтовок, ручных пулеметов и личного оружия командиров. Так что готовься.

– Что, теперь стрелять будем раз в два-три месяца?

– План боевых стрельб утвержден начальником штаба полка.

– Гриша, у меня из полусотни бойцов во взводе половина новички. Зелень, можно сказать. Двадцать человек стреляли боевыми патронами лишь перед принятием присяги. По три патрона на ствол. Тридцать четыре красноармейца никогда не метали боевых гранат. Это как? Неужели мы так быстро забыли уроки той войны?

У командира роты задвигались желваки на скулах.

– Слушай, Василий, давай оставим пустые разговоры. Занимайся по плану. И потом… не видишь, что я занят?

– Вижу. Но когда мы по три часа в день убиваем на разные политзанятия и зубрежку уставов, меня просто тошнит от этого. Веришь, Григорий?

– Ты на людях меня по имени не называй, – сказал Чередник. – Замполит уже замечание делал, что за кумовщина?

– Да кто он такой, чтобы командира роты одергивать?

– А ты кто такой? – выкрикнул Чередник. – У тебя есть взвод, им и занимайся. Раскин уже отмечал, что в твоем взводе дисциплина не на высоте, люди на занятиях спят, не знают даже должности руководителей страны и армии. Твой помкомвзвода Ходырев распоясался. Младшему политруку дерзит, лезет, когда не надо, со своим мнением. Кстати, почему Ходырев вместо тебя строевые занятия проводит?

– Два раза всего было. Больше не повторится.

– А с ногами у тебя что?

Я от неожиданности опешил. Это была моя личная небольшая тайна. Если пулевые раны довольно быстро затянулись и почти не беспокоили меня, то отмороженные пальцы на ногах снова воспалились. Я был сам виноват.

Когда в мае вспахивали наш большой семейный огород под картошку, в основном за плугом ходил я. Отец был занят в колхозе, а младший брат Федя был еще жидковат для такой тяжелой работы. Не позаботился я тогда о чистоте.

Три пальца воспалились, распухли. Мама лечила меня подорожником, вызвала фельдшера. Пальцы понемногу отошли, но сейчас, когда я целыми днями не снимал сапоги, началось снова воспаление. В санчасть я не обращался. Сосед по комнате, старшина, приносил мне бинты, зеленку, мазь. Но мою хромоту заметили, и Чередник приказал:

– Иди в санчасть. После доложишь, что у тебя там. Все, свободен.

Заместитель старшего врача лейтенант Наталья Викторовна Климова, осмотрев мои ступни, категорично заявила:

– Дня на три-четыре я положу тебя в санчасть. Может начаться заражение. Сапоги свои снимай, походишь в тапочках. Как заслуженному командиру, отдельную комнату предоставлю.

– Наталья Викторовна, – взмолился я. – Не надо меня никуда класть. Буду приходить к вам на перевязку и вообще… я дисциплинированный.

Наталья засмеялась. Она была года на два постарше меня, светловолосая, довольно привлекательная. При встречах я шутливо отдавал ей честь, а Наталья улыбалась в ответ. Сейчас она тоже улыбалась, но заявила:

– Предпочитаешь в госпиталь попасть?

– Не хочу я в госпиталь, но и здесь в санчасти неохота болтаться… скажут, вот командир, пальцы посбивал и отлеживается.

– Ты отморозил пальцы в ходе боевых действий, стыдиться нечего. Такое нередко случается. И мне не скучно будет, а то санчасть почти пустая. С воспалением шутки плохи, может гангрена начаться, а там и до ампутации недалеко.

Суровым предупреждениям врача я не очень-то поверил, но вынужден был подчиниться.