Читать книгу ""Я" значит "ястреб" - Хелен Макдональд"

Уайт был поражен. На хвосте ястреба он обнаружил странные бледные поперечные полосы, как будто кто-то провел по перьям бритвой. Уайт знал, что они означают: это следы, свидетельствовавшие о недостатке питания во время роста. Перья оказались слишком слабы и легко ломались. Уайт почувствовал свою вину и ответственность. Он распереживался, полагая, что ястребу нанесен вред. Ему захотелось избавиться от следов недоедания на птичьем оперении, возместив тем самым нанесенный кем-то ущерб. Поэтому Уайт начал кормить птицу. Кормить как можно больше. При этом он не знал, что, поскольку перья выросли, с ними больше уже ничего не случится. Уайт давал ястребу так много пищи, что тот был не в состоянии не только есть, но даже смотреть на еду.

И вот перепуганный аустрингер Уайт гладит ястреба по грудке разбитым кроличьим черепом, из которого вытекает мозг, отчаянно пытаясь таким способом заставить птицу есть, а ястреб есть не желает, потому что сыт. «Люби меня, – говорит ему Уайт. – Пожалуйста. Я помогу тебе, тебе станет лучше. Ты поправишься. Только ешь». Но толстый, перекормленный тетеревятник хочет лишь одного – чтобы его оставили в покое, чтобы он мог исчезнуть, испариться в том, другом мире, где нет людей. Сытый и довольный, с полузакрытыми глазами, со спрятанной в мягких перьях подогнутой ногой, он желает лишь переваривать пищу и спать. В течение последующих дней и недель Уайт предлагает ему разные лакомства, одно лучше другого, хочет, чтобы ястреб съел больше, чем птица в состоянии проглотить. Уайт ублажает ястреба, впадает в отчаяние, убеждает себя, что его терпение в конце концов будет вознаграждено. И, конечно, в какой-то момент ястреб оказывается достаточно голодным, чтобы что-нибудь склевать, и тогда Уайт принимается запихивать в него пищу, убежденный, что теперь-то все будет хорошо. Ястреб начинает его ненавидеть, и этот странный этап их отношений повторяется снова. «Дни атак и контратак, – так назвал это время Уайт. – Метание туда-сюда по полям сражений». Поведение Уайта с ястребом вписывается в некую кошмарную логику – логику садиста, который отчасти ненавидит своего ястреба, потому что ненавидит себя, и хочет сделать ястребу больно, потому что любит его, но сдерживается и заставляет птицу есть, чтобы она его полюбила. И эта перевернутая с ног на голову логика сталкивается с простой логикой дикого, откормленного ястреба-тетеревятника, видящего в этом человеке самое враждебное существо на свете.

«Я только что сбежал от человечества, – писал Уайт, – а бедный тетеревятник был только что им пойман». Но Уайт не сбежал, во всяком случае, не вполне. При чтении «Ястреба-тетеревятника» создается впечатление, что на несколько миль вокруг дома Уайта не было никакого жилья – будто это отдаленный аванпост, затерявшийся глубоко в лесу, в полумиле от ближайшей дороги. Но на самом деле дом стоял на земельных владениях Стоу, он был построен несколько столетий назад на одной из старых дорог, проложенных для экипажей, которые ехали к главному зданию. Дороги эти назывались райдингами, и одна из них проходила по колышущемуся морю травы как раз мимо жилища Уайта, затем она шла по вершине объеденного овцами холма и спускалась прямо к дверям школы. Дом Уайта был простой, это правда, с «удобствами» во дворе и колодцем, и когда Уайт стоял с ястребом в сарае, он мог видеть надпись на задней стороне двери. Егерь Викторианской эпохи нацарапал карандашом: «Фазаны. Мешки». Но уединенным это жилище все же не было. Дом Уайта находился вовсе не в лесу, а на старой широкой дороге, ведущей в Стоу, словно не до конца выполненное обещание. И Уайт сидел в нем, точно собака, что ждет кого-то на самом конце цепи, или как несчастный разведенный, съезжающий из некогда общего дома, чтобы поселиться на той же улице, но чуть дальше. Несмотря на радость свободы, учитель не избежал связей со школой, не избежал он и желания обучать.

В книге Блейна Уайт прочел, что охота с ловчими птицами – это искусство управлять самыми дикими и гордыми созданиями природы, и чтобы их выдрессировать, сокольник должен побороть птичью непокорность и бунтарский характер. Обучение ястреба было зеркальным отражением обучения мальчика в частной школе. В обоих случаях своенравный и неуправляемый подопечный приводился к должному стандарту, цивилизовался, обретал хорошие манеры и учился подчиняться. Но методы обучения различались, и это доставляло Уайту удовольствие. «Я долго был школьным учителем, – писал он, – а в этой профессии трудные ситуации преодолеваются с помощью наказания. Впоследствии мне было приятно обнаружить такую обучающую профессию, в которой наказание выглядит просто смешным».

Подобное обучение, решил он, идеально подходит и для него, и для ястреба. Он назовет свою книгу «Аустрингер» и на ее страницах вместе с читателем отправится в «требующее терпения путешествие по полям и былым эпохам». Но это путешествие было не просто прогулкой в воображаемое прошлое Англии, Уайт хотел уйти и в собственное прошлое. Он «выбыл из странного гетеросексуального соревнования взрослых», вновь став «мальчиком-иноком». В результате долгих часов проводимого Беннетом психоанализа Уайт узнал, что возвращение к прошлому – это способ исправить свою жизнь: обнаружить давние травмы, вернуться к ним и рассеять их силу. Теперь он уходил в прошлое вместе с ястребом. Он уже сопереживал недавно оперившемуся птенцу в корзине, видя в нем самого себя. Неосознанно он вновь обращался к своему детству – и там ястреб занимал место мальчика Уайта, а взрослый Уайт, играя роль просвещенного учителя, не мог и не желал делать больно ребенку, состоявшему на его попечении.

Уайт считает охоту с ловчими птицами самым великолепным таинством. У него нет учителей, но зато есть две книги для штудирования, не считая статьи в Британской энциклопедии, которую он выучил почти наизусть. Перед ним «Соколиная охота» Блейна, изданная годом ранее, и «Охота с гончими собаками и ловчими птицами» Джеральда Ласселла 1892 года. Но книга, которая произвела на него самое сильное впечатление, гораздо старше. Она была опубликована в 1619 году и называлась «Одобренный трактат о ястребах и ястребиной охоте». В ней Эдмунд Берт, джентльмен, рассказал все, что знал о ястребах-тетеревятниках. Пока Уайту не удалось достать собственного экземпляра, поскольку издание относилось к числу редких, но книгу он прочел. Возможно, это был том из библиотеки Кембриджского университета. Возможно даже, это был тот же самый том, над которым склонялась, будучи студенткой, и я. Как и для Уайта, для меня в этой книге крылся соблазн. Книга потрясающая. Берт, джентльмен семнадцатого века, очень похож на моих более грубых знакомых сокольничих из Йоркшира, которые переняли кое-что из характера тетеревятника. Умелый, брюзгливый, с живым умом, он не упускает случая покрасоваться, рассказывая читателю, как идеально воспитаны его ястребы: вытянув шею, они подбираются на цыпочках, чтобы склевать кусочки костного мозга с кончиков его пальцев, и неизменно счастливы сопровождать его, куда бы он ни отправился. Будучи вдали от дома, хвастается Берт, он всегда сажал птицу на «бархатную скамеечку в столовой или гостиной в том месте, куда был приглашен, ибо должен был постоянно иметь перед глазами своего ястреба». «Пожалуй, по этой причине хозяйка дома могла бы испытывать недовольство, – бесстрастно заявляет он. – Однако я столь хорошо знал благорасположение моего ястреба, что обещал, если от него произойдет какая-нибудь нечистота, вылизать все собственным языком».