Читать книгу "У стен Малапаги - Рохлин Борис"

Строчки цепляются. Одна тянет другую. Недолго. Жанр, вкус, этикет требуют дисциплины и сдержанности даже в печали. Кисточка выпадает из рук. На яшмовый столик. Слышишь мелодию. Женские голоса выводят. Есть слова, но осенний пейзаж не позволяет различить.

Аой любит поэзию и знает в ней толк. Красивая. Некоторые утверждают, самая. Из провинциального. Недостаток. Восполняется приближённостью семьи к Высочайшему. За услуги, оказанные в последней битве эпохи. В начале царствования. Когда всё неустойчиво.

Аой была фрейлиной Императрицы. Самой юной. Самой красивой? Трудно сказать. Есть эталон, но с отклонениями в ту или другую. Сватались многие. Из знатных и не очень. Разного возраста и отличались чертами лица. Выправка преобладала и была неподражаема. С той битвы.

Некоторые обрюзгли, располнели, — стать сохранилась, — и привыкли холить. Ногти и другие части. Организм не ветшал, но склонность к гармонии и цивилизованному. Образ жизни изменился и стал непохож на прежний. Скитальческий и с мечом в обеих.

Всем было отказано. Уговоры родителей воздействия не имели. Была упряма и своенравна. Что не по ней — летит посуда, фарфор вдребезги и убытки в хозяйстве. Любимица, и избалована. Никто не понимал, в чём причина. Предполагали, дурной характер и девичья придурь. Пройдёт после свадьбы. Замужество — испытанное лекарство с давних. Надо его принять, а для этого выйти. Больной отказывается, и ни в какую. Головная боль у родителей и подозрения влюблённых. Не без основания. У Аой была тайна.

Печальная. Доверить нельзя и некому. Она любила Высочайшего. Позднее стала известна всем и попала в анналы. Могла затеряться среди мусора быта, политики и праздничных церемоний. Но не сделала этого и сохранилась.

Не будем торопиться. Вначале с чего и когда. Исполнилось шестнадцать, и в первый при дворе. Тронная зала. Увидела выход. Вернулась домой, написала танку. С того дня и пошло. Тетрадь за тетрадью. Тонкие листы, переплетены в.

Близкие не в курсе, тревожатся, и нет понимания. Советуются, обращаются и призывают. Ходят к ворожеям и заклинателям. Вызывают на дом. Потом сами издеваются и не верят. Делают правильно, но повторяют.

Наконец устали и отказались. Утомление от глупости, и осознали бесполезность. Жалко фарфор и себя. Обходят и не касаются предмета. Щепетилен, и без толку. Любят и не хотят огорчать. Положились на время. Исправит вывих.

Раньше, когда пытались, следили и неоднократно обыск. В покоях и вокруг. В саду и хозяйственных постройках. Мало ли что. Результата не дало. И отказались. Дополнительно — поумнели за время слежки.

Любовь с бельмом на обоих. Но умеет оберегать чувство. Поэзия не ночевала в родительском. Уверившись в сладком сне любимицы и придурошной, — вдвойне дороже, — погружался в него и весь дом. Аой ждала этого часа. Вначале с трепетом. Пообвыкнув, как делового свидания, начиная волноваться лишь при его приближении. В часу уже ночном, и слегка под утро. Когда сон особенно крепок. У всех. Родителей, горожан, любопытных и Высочайшего.

Относила написанное во дворец. Признание в любви. Имя не называлось. К кому обращено, неясно.

Много было догадок. От кого, и кто адресат. Придворные волновались. Особенно беспокойные занялись сыском. Но не выяснили. Оказалось недоступно, и прекратили. Не хотелось попасть в смешное. Разговоров, догадок и предположений хватало, но устали и решили, тронутый или тронутая. Последнее предпочитали, да и выходило по тексту. Впрочем, поэзию признали высокого класса и у автора, кто бы ни был, поэтический дар. Завистники старались подвергнуть и разнести в пух. Не получилось. Большинство было за.

Прикрыли глаза длинными тёмными ресницами и умолкли. На время. В ожидании своего. Знали, что придёт.

Относила и бросала в почтовый у ворот дворца. Было почтовое ведомство, и работало без сбоев. Жилище Самого по ночам закрыто, и не светится огонёк. Слабый только в кордегардии, куда прячутся стражники от непогоды, пренебрегая обязанностями и выпивая. Несколько раз по оплошности внутренней охраны оставляла в приёмной.

Лёгкая тень, дух. Скользит несльшно, не касаясь. Не затрагивая ночного воздуха. Если б и увидели, то испуг, немота и пали б ниц с закрытыми.

Часто приходилось при луне. Большой враг в таких делах. Не сознательно, а поневоле. И выдаёт присутствие. Зато тень от деревьев, и можно спрятаться в густой и влажной на ощупь. От слез, от счастья, от трепета. Стояла и освещала. Столица и столичный житель спали.

Всегда одна и тайком. Иногда страх. Во времи ночной. Любить Высочайшего? Ну и наглость. К тому же писать. Не называясь. Адресат тоже безымянен. Однако. Не слишком ли для девицы шестнадцати?

Но попалась в сеть. Западню, капкан. Влюбилась. Стать его женой не могла. Были обстоятельства. О них не к месту, и не важны.

Готова наложницей. Хоть завтра. Что завтра? Вчера. Но родители не согласились бы и не дали. Не из провинциальной заносчивости, и побольше отхватить. Из страха. Если любимая, то кончается плохо. А если нет? То не лучше. Пессимисты — странные люди. Обычай. Древний и освящён. Положение наложницы высоко и завидно. Не для них. Они слишком любили единственное и неповторимое.

Склонность сердечной мышцы — всегда неожиданна и из-за угла — явление странное и не подлежит. Предрасположены все, но не понимают других. Такое возможно только. Другим недоступно. Оттого нет общего для передачи чувств. Только тому, кого. Он не понимает и думает о другом. О государственном и важном. Не коснулось и чужд. Живёт повседневным, не принимая в расчёт. Иногда думала. Предоставляла инициативу. Как не догадаться. Чего уж там. Проще не бывает. Глаза выдают. Не выдерживает и смотрит. Нет, чтоб с опущенными. Кратко, не задерживается. Но достаточно, и можно увидеть. Что и о чём они.

Была поздняя осень. Выдался вечер. На редкость дождливый и ветреный. Случаются такие. Выпадают из памяти. Нет необходимости помнить. Казалось, что тьма непроглядна. Или на самом деле. Луна была, но прикрыта и защищена от взоров облачностью. Впрочем, Аой могла бы найти дорогу и с закрытыми глазами. Она благополучно добралась до дворца. Миновала стражу и опустила на этот раз своё любовное послание в корзинку для прошений. Скромно и менее бросается. Никем не замеченная, она покинула дворец.

Сырая ночь окружила её. Неожиданно из кустов выскочило трое храбрецов зелёного леса, схватили её и потащили в рощу. Аой боялась своей любви, а не насильников. Она была лучшей в столице по. Среди девушек своего возраста. Спортивный азарт был ей не чужд.

Одному она, возможно, раскроила череп. Другому, — чего не бывает, если есть кинжал, — перерезала горло, а третьему переломила хребет о дерево. Оказалось кстати. Было темно и не видно, но не исключено.

Странно другое. Она не слышала ни звука. Только осень, ветер и шелестят опавшие. Зная, что если кто-нибудь из негодяев останется в живых, ей несдобровать, она стала искать в темноте. Даже спустилась по склону холма. Сейчас пустынную, с утра всегда заполненную людьми, дорогу вдруг осветила луна. Вынырнула, чтоб убедиться. Никого.