Читать книгу "У стен Малапаги - Рохлин Борис"

Огорчённая этим, но не слишком встревоженная, скорее удивлённая, она продолжала свой путь домой. Добавлялась ещё лёгкая досада от нелепой задержки. Но при подходе к дому она начала дрожать. Беспричинно. Не понимая. Подойдя к воротам, она увидела тень у стены, окружавшей усадьбу. Это был один из тех, исчезнувших покойников. Аой рассердилась. Мгновение — и она вонзила кинжал в тёмную, неподвижную фигуру. Но кинжал, рука… провалились в пустоту. Призрак исчез.

Не думая о нём, она открыла потайную дверь в стене и побежала к дому. Не таясь, охваченная смутным предчувствием, Аой вошла в большой нижний зал и увидела мёртвых стражей. Спальня матери, кабинет отца, комнаты слуг. Все были мертвы. У кого был раздроблен череп, у кого перерезано горло, у кого сломан хребет.

Дом был кораблём мёртвых.

Аой проснулась. Не осознала сразу, где. Спустя поняла. Было тихо. Дом спал. Сон, — подумала она с облегчением. Но какой страшный. И тут же крепко уснула.

Сырые, тёмные коридоры осени. Роман её бесконечной любви. Ненависти, мести, изгнания. Утраченное счастье. Смерть. Тени, оборотни, вурдалаки, разбойники, нищие, питающиеся падалью, сны в красном тереме, речные заводи, монахи-волшебники, горы, дороги, битвы от зари до зари, добрые и злые, бессмертные с бельмом на глазах. Завеса, открытие, поиск, забвение.

Мелькнуло в предрассветной тьме. В испуганном воображении. И исчезло. Предчувствие?

Первой заметила и поняла супруга Высочайшего. Что естественно. У жены, если хочет сохранить, должен быть острый глаз. Хотела убрать, но передумала. Высочайший иногда скучает. Устаёт от государственных. Небольшое развлечение и под присмотром не повредит в семейной. И помогла. Свела. Исходя из мысли, юная провинциалочка не опасна. Риска нет. Ошиблась.

Высочайший влюбился. Потерял голову. Забыл о супружеских. О прочих тоже.

Не будем касаться счастливых будней любви. Всем известны и быстро проходят. Сменяются противоположным.

Неожиданная склонность привела к печальным. Нарушила мир и покой. Повергла страну в неурядицы и беспорядок. Чуть не расстроила систему сложившихся.

Но супруга опомнилась. Привела в действие дворцовый механизм наветов, инсинуаций, запугивания и подкупа. Козни привели к желаемому. Родители, как водится, оказались правы. Опасно быть любимой наложницей. Папа был отправлен на дальний и северный. Островок маленький и примыкал к пустоте. Оттуда никто не возвращался. Нет письменных упоминаний. Привыкали и не хотели. Он последовал примеру. Мама в монастырь. Глухой и бездорожный. В горах, и только вход. Аой была отторгнута от рук и губ Высочайшего.

Тот впал в меланхолию. И удалился от дел. Приёмов нет, торжественные выходы отменены. Тронный пустует. Покрылся пылью и паутиной. Впоследствии опомнился и вернулся к исполнению. Продолжал по привычке и без рвения. Терпение супруги истощилось. Был отстранён, но оставлен существовать. Маленький загородный и пособие на жизнь. Прожиточный минимум был сохранён.

Из Аой приказано было сделать свинью. Отрубить нижние и верхние. Но умереть не позволить. Тотчас после экзекуции промыть и излечить оставшееся. Затем в клетку, и пусть думает, что совершила.

Спас меланхолик. Воспротивился и восстал. На это хватило. Обессилел и вновь впал. Была сослана далеко, где неуютно и цивилизация не докатилась. Без права возвращения. И переписки.

Прошло много. В столице другой Высочайший. Заботы на ниве правления. Выходы, приёмы, церемонии. Всё идёт своим чередом.

Сегодня Аой особенно больно. Вспомнила. Последнее свидание. Было счастливым и не предвиделось. Стала метаться по своей убогой. Травяная хижина. Так прозвали местные. Крыта дёрном и пол глиняный. Чисто, голо, очаг. Топит хворостом, собирает в ближайшем. Лесок худой, но на тепло хватает.

Не выдержала, рванула камышовую и высунулась. Какой-то праздник. Забыла, что это значит. И люди на дороге к монастырю. В горах и древен. Высоко и долго взбираться. Но идут. Монастырь буддийский и славится. Чудесами и пр.

Увидела смутно пятна. Женские, мужские фигуры. И закричала дребезжащим, уставшим:

«Почем нынче вязанка старых костей?»

Не ответили, не обратили. Не слышали.

Вернулась, развела огонь. Увидела бледный, голубоватый. Стал разгораться, побежал, осветил. И заплакала.

Счастье. Увидеть даль. Услышать голос над струнным. Признать, постигнуть. Ошутить трепет. Вдохнуть полной. Юность. По новой. И добрый дух берёт за руку и ведёт.

Ива — дерево. Плодов не приносит. Но красиво. Есть персиковое. Красиво и даёт плоды.

Невольная карьера одного римского гражданина

Он не хотел этого. Он сам не знал почему.

Боязнь, малодушие? Страх ответственности? Врождённое тяготение к порядку? Солдатская привычка подчиняться? Возможно.

Верноподданнические чувства? Почему нет?

Хотя скорее всего присущая этой натуре склонность быть частным лицом и только. Он всегда тяготился публичной жизнью.

И то, и другое, и третье. И, как всегда, что-то ещё…

Он спокойно, без колебаний, скажем даже, — да, так можно сказать, — покорно приносил присягу сам и приводил к присяге свои легионы каждому новому императору по очерёдности. В той временной последовательности, в которой они сменяли друг друга.

Местности, где провозглашали императоров, не имели значения, как и те, кто их провозглашал. Будь то легионы в Испании, преторианские когорты в Риме или армии, расквартированные в Германии и Галлии. Он добросовестно и искренне присягнул сначала Гальбе, потом Оттону, наконец, Вителлию. Он одинаково равнодушно относился к ним. Так же равнодушно он отнёсся бы к любому другому, если бы выбор судьбы — случай, удача или глупость окружающих — оказался иным.

С его точки зрения он достиг многого, не особенно стремясь к этому.

Он любил своё дело. Армия была его домом, хозяйством, усадьбой, его имением. Вернее, как он надеялся, временным замещением их. Он хотел и верил в то, что жизнь закончится мирно, тихо. Поместье любимой бабки со стороны отца, Этрурия его детства, где он провёл лучшие годы своей жизни. Вплоть до глупого, но неизбежного совершеннолетия. К которому он, кажется, никогда не стремился. Очарованная и недостижимая сень прошлого…

Земля, его земля. Дом, его дом. Домочадцы, немного рабов. Раз уж без этого нельзя обойтись. Хозяйство требует рабочих рук.

Но, вероятно, Боги решают, как человек проживёт свою жизнь. И уж тем более, как он её закончит…

Боги…, гадания…, знамения…? Или нетрезвая солдатня, провозгласившая его однажды утром, ещё предрассветным, — он не успел даже выйти из палатки, — своим императором?

Несколько придурков, со страху или глупости произнёсших то, что его окружение боялось сказать вслух. Хотя он давно понял, что хотят от него все эти Лицинии Муцианы и Тиберии Александры… Да что они, если даже царь Парфии осмелился предложить ему сорок тысяч солдат.