Читать книгу "Конец цепи - Фредрик Т. Олссон"

Там тоже ничего.

Ладно.

Он сложил газеты снова. Вернул их на поднос, первой полосой наружу. Зачем им знать, что он искал.

О его исчезновении не упоминалось нигде, и, даже если это вызвало сожаление с его стороны, ничего другого и не следовало ожидать. Единственным человеком, кто мог хватиться его, была Кристина. Но, насколько он понимал, те, кто увез его, позаботились обстряпать все так, чтобы ни у кого не возникло вопросов. Какие бы мысли ни возникли у нее по поводу его пропажи, они не нашли свое отражение в газете.

Еще большая причина, подумал Вильям, поступить так, как он задумал.

Когда Коннорс десять минут девятого постучал в его дверь с целью узнать, готов ли он начать новый рабочий день, Вильям был уже давно одет.

И рвался в бой.

И имел собственные планы.

О которых уж точно не собирался рассказывать Коннорсу.

Когда Вильяма восемнадцать часов назад оставили одного в его новой рабочей комнате, он чувствовал себя значительно менее уверенно.

Разговор с Коннорсом и Франкеном получился тяжелым и оставил ощущение, что они несли ответственность за нечто неслыханно важное. Но никто из них, похоже, не собирался рассказывать, о чем идет речь, от чего ситуация не стала лучше.

Вильям стоял посреди комнаты и глазел на бесконечное количество непонятной информации на стенах вокруг него. На одной из них висели листы бумаги с напечатанными на них таинственными цифровыми последовательностями, в достаточно большом количестве, чтобы они смогли занять почти все пространство от пола до потолка. А соседнюю украшали распечатки текста, который якобы был шумерской клинописью, но одновременно мог оказаться чем угодно и выглядел как обои с черно-белыми графическими деталями.

Листы располагались группами, закрепленные вплотную друг к другу, но здесь и там имелись небольшие зазоры, отделявшие их от следующих, им подобных, как бы с целью показать, что здесь последовательность обрывалась и что цифры и информацию, ранее находившиеся там, убрали, посчитав неинтересными.

Всего было ужасно много.

И он не мог понять, с какой стороны ему начинать.

Кроме того, имелись вещи, о которых он предпочел промолчать, но беспокоившие его столь же сильно.

Вне всякого сомнения, ему не первому всучили данную работу. Кто-то занимался тем же материалом до него, сделал первый этап, то есть понял правильное толкование бесконечных цифровых последовательностей, висевших вокруг него, нашел ключ и превратил их в длинные картинки с шумерским текстом.

Но что это означало?

Кто-то начал его работу, но не прошел весь путь вперед? И почему же? Кто тогда? И в таком случае, где он находится сейчас?

Вильям покачал головой.

И теперь понадобилось написать ответ. На сообщение, которое он не мог прочитать. Огромное спасибо.

Естественно, от этого не становилось легче. Они разобрались с текстом, но вовсе не обязательно нашли всеобъемлющий ключ, и сейчас отсутствовал метод, позволяющий пройти в обратном направлении. Закономерность и единая формула или, боже праведный, формулы, позволявшие в любое нужное мгновение зашифровать новое послание и знать, как и почему, и какие переменные в него входят, и какую ценность они должны иметь.

Этот процесс мог оказаться ужасно сложным. А формулы, пожалуй, могли зависеть от того, где в длинной последовательности размещается зашифрованный текст, и, возможно, от того, какие другие тексты уже находились в ней же или даже в других неизвестных ему последовательностях. И у него только хуже становилось на душе от того, что ни один дьявол не хотел рассказать, откуда пришел данный материал. Как он тогда мог узнать, где ему начинать?

Черт.

Вильям постарался избавиться от этих мыслей.

Начать сначала. Посмотреть все вместе, получить представление об объеме, прикинуть, какую информацию он в состоянии вытащить из висевших перед ним бумаг.

Встал перед всеми распечатками. Пошел от конца к началу, начиная со стены с клинописью.

Она ему ничего не сказала, но он, естественно, и не ожидал иного. Это с таким же успехом могла быть стена детских рисунков, ничего не значащих бессмысленных штрихов, но сейчас все явно обстояло совсем иначе. Наоборот, они оказались настолько важными, что все нации мира посчитали необходимым создать целую организацию только ради них. И кем он был, чтобы возразить?

С расстояния нескольких шагов тексты выглядели как длинные непрерывные последовательности, сторона к стороне, но с близкого расстояния он увидел, что каждая распечатанная страница ограничена тонкой рамкой, словно представляла собой единый модуль, отдельный кусочек большой мозаики из страниц формата А4, висевшей вдоль стены и составлявшей общий текст.

А каждая страница представляла собой собственную матрицу, с пикселированной частью послания.

Двадцать три пикселя в ширину. Семьдесят три в высоту.

Всего 1679 пикселей, составлявших одну сточку шумерских черточек и символов, которые уж точно не сказали ему ничего.

Так, ладно.

На соседней стене висели все бумаги с цифрами, и сейчас он встал перед ними.

На каждом листе находилось два поля цифр. На верхней половине они были напечатаны черным цветом, а на нижней красным, край к краю и без промежутков. Латинские буквы С и Р объясняли ему, о чем идет речь.

Cipher[1]и Plaintext[2].

Черный текст был С. Зашифрованным кодом, который они перехватили.

А красный – Р. Текстом, полученным в результате расшифровки. Цифрами, которые они, в свою очередь, далее истолковали как клинописные картинки, распечатки которых занимали соседнюю стену.

Пока все выглядело в порядке вещей.

Но его удивило, что все последовательности состояли из четырех цифр.

Вильям не заметил этого, когда они проносились мимо него на стенах в большом зале, где состоялась встреча с Франкеном, но, подумав, понял, что, пожалуй, так все и обстоит.

Из четырех.

А не из двух, как обычные цифровые последовательности с нулями и единицами. Не из десяти, как в обычной старой всеми уважаемой системе исчисления, которой каждый учился с первого дня, когда переставал пускать слюни и мог сидеть прямо. Последовательности перед ним состояли из цифр от нуля до трех.

Четырехзначная основа.

Здесь не было ничего революционного. Он, естественно, сталкивался с подобным раньше, но только в теории, в качестве анекдотической идеи, примера того, как система исчисления выглядела бы на основе самого разного количества знаков. Программисты использовали шестнадцать. Вавилоняне – шестьдесят. Но кому во всем мире могло прийти в голову использовать четыре? И почему? Это удивило Вильяма просто-напросто как факт, когда он столкнулся с ним.