Читать книгу "Мой бедный богатый мужчина - Мария Воронова"

«А он, оказывается, остроумный! Впрочем, какая разница? Главное, он богатый, а хороший или плохой, умный или нет, все равно. Если сделает предложение, я сразу соглашусь».

За соседними столиками смеялись студенты, мимо них двигалась очередь, шваркая по прилавку пластмассовыми подносами, стучали тарелки, шипели автоматы, наливающие чай, и люди, проходящие между столами к свободным местам, легко могли опрокинуть на головы сидящих содержимое своих подносов. Засиживаться здесь смысла не было.

– Куда же нам теперь отправиться? – спросил Розенберг. – Я еще не хочу расстаться с вами. Как нынче развлекается молодежь? Ресторан вы отвергли, а я не знаю, где еще можно провести время. Кино? Клуб? Или боулинг?

– Знаете, из всех перечисленных вами мест я была только в кино. Сейчас туда опасно ходить, если точно не знаешь, что фильм хороший. Могут показать такую гадость!

– Это верно. В последнее время я только водил детей на мультики. Да, я и не сказал вам, что у меня есть дети. Трое. Одна совсем взрослая, замуж выходит, и две девочки-подростки. Я отправил их учиться в Англию, а теперь вот жалею об этом. Конечно, нельзя всю жизнь держать детей возле себя, хорошее образование – залог успеха, но я так скучаю… Хоть и понимаю, что для дальнейшей жизни это очень полезно. Будут знать язык, как англичанки…

– И приобретут прекрасные манеры, – вставила Диана.

– Да, манеры… Странно, вы говорите, как гувернантка из романа девятнадцатого века.

– Просто я всегда мечтала уметь вести себя как английская королева. – Диана высказала это прежде, чем сообразила, что не следует открывать противнику свои карты.

Но если у него трое детей, значит, он женат. И она, дура, приняла за ухаживание обычную человеческую благодарность. В итоге осталась без ужина в ресторане и без денег! Нет, она ему нравится, это точно, блеск в его глазах ни с чем не спутаешь. Скорее всего он хочет завести с ней легкую любовную связь, но не больше. Соглашаться на это в надежде отбить его у жены? Неперспективно. Если у них трое детей, значит, он ее любит.

– Здесь ни за какие деньги не получишь образование такого уровня, как в Англии, – сказала Диана. – А любить можно и в разлуке.

Розенберг посмотрел на нее с неожиданной теплотой.

– Вы серьезно так думаете? Мои дети уже пережили одну вечную разлуку. Если бы жена была жива, вряд ли мы решились бы оторвать их от семьи. Но она умерла, а я целыми днями торчу на работе. Не та фигура, отсутствие которой в поле зрения причиняет невыносимые страдания.

Известие о безвременной кончине жены Розенберга вызвало у Дианы такую дикую радость, что ей стало стыдно. Опустить глаза, вздохнуть и пробормотать: «Мне очень жаль» получилось с огромным трудом.

– Но у нас договор: если девочки начнут тосковать, я сразу заберу их обратно. Пока им нравится. Да и мой брат там живет с семьей, присматривает за ними.

Они вышли на улицу. Розенберг закурил трубку, и на Диану пахнуло крепким вишневым ароматом.

– Вы так и не сказали, куда хотите пойти.

– Знаете, есть одно место, куда я бы с удовольствием проехалась, но оно далеко.

– В Америке, что ли?

– Нет, неподалеку от аэропорта.

– Да? Вы меня прямо заинтриговали. Едем.

* * *

Они поднялись на Пулковские высоты и припарковались возле массивных ворот Обсерватории. Вышли из машины, и Розенберг с интересом уставился на монументальные столбы.

– Надо же, я никогда здесь не был, – сказал он.

Уже стемнело, редкие фонари едва освещали тропинки, протоптанные в высоком снегу, но Диана уверенно повела Розенберга по одной из них. Они обошли маленькие домики с куполообразными крышами, похожие то ли на часовенки, то ли на инопланетные сооружения. У домиков были трогательные крошечные деревянные двери, слишком узкие для человека. Диане эти домики очень нравились, хотя она и не знала, для чего они предназначены. Темное главное здание Обсерватории еле угадывалось на фоне беззвездного неба.

Обогнув его, они оказались в начале длинной прямой аллеи. Деревья, растущие по ее краям, сплетали свои кроны причудливым узором. Аллея заканчивалась чугунными витыми воротами, за которыми мерцал странный молочно-розовый свет. Было жутковато, но в то же время уютно.

– Что там? – спросил Розенберг.

– Не знаю. Я часто прихожу сюда вечерами, стою здесь, но ни разу не решилась пройти по этой дороге.

Рука Розенберга тяжеловато легла ей на плечо. То ли он хотел защитить ее, то ли боялся сам.

– Я думаю, вдруг это ворота в рай? – тихо произнесла Диана. – Или хотя бы в потусторонний мир. Тут все так необычно, таинственно…

Говоря это, она нисколько не играла. Парк Обсерватории был любимым местом ее прогулок еще со школьных времен.

– А давайте проверим, – предложил Розенберг. – Может быть, эти ворота действительно ведут в рай. Пойдем посмотрим?

– Но тогда мы будем точно знать, что это не так.

Рука Розенберга слегка сжала ее плечо. Они молча стояли, глядя на загадочные ворота.

На самом деле когда-то давно Диана изучила план парка и поняла, что ворота – это выход на шоссе, а мерцающий свет происходит от фонарей и фар проезжающих мимо автомобилей, но она не любила об этом думать. Сейчас она вспоминала, как они с Женькой впервые оказались в парке Обсерватории, даже непонятно, какими путями их сюда занесло. Кажется, они по просьбе Женькиной матери отвозили куда-то порцию турецких шмоток, а потом искали безлюдное место, чтобы покурить. В те годы красоты пейзажа их мало заботили, но, попав в эту аллею, обе остановились как громом пораженные. Это было первое в Дианиной жизни ясное понимание того, что наряду с миром обычным существует что-то иное и глубокое, вызывающее то чистую радость, то смутную тоску. Ее любовь к Володе Стасову была именно из этого неведомого мира, и она мечтала, что познакомится с ним и обязательно приведет его сюда. Они будут гулять по парку и поймут, что их соединил Бог. Но за время короткого романа они с Володей так и не побывали на Пулковских высотах…

Зачем же она потащила сюда Розенберга? Стыдно было признаться себе, но, когда он затосковал, рассказав о детях и умершей жене, ей просто захотелось отвести его туда, где тоска не уходит, нет, но стихает и перестает терзать человека. И хорошо, что теперь они оба молчат и каждый думает о своем… Ничего общего между ними нет и быть не может, у каждого свое прошлое и своя собственная тоска.

– У вас ноги замерзли, – сказала она. – Ботинки-то не для загородных прогулок. Пойдемте?

И они пошли назад по узкой тропинке, а снег очень громко скрипел у них под ногами.

– Хотите поужинать? – спросила Диана, когда Розенберг остановил машину возле ее дома. – До Петергофа путь неблизкий, а вы замерзли и наверняка проголодались. Это ни к чему вас не обяжет.

– Я бы с радостью, но как-то неловко… Вы говорили, что живете с родителями.