Читать книгу "Женщины - Чарльз Буковски"

– Это мой мужчина! Он мой мужчина! Не лезь к моему мужчине!

Затем Лидия сбежала мимо меня вниз и выскочила на улицу.

– Боже милостивый, – сказала Николь. – Кто это?

– Это Лидия. Дай мне веник и большой бумажный пакет.

Я вышел на улицу и начал сметать битое стекло в мешок из коричневой бумаги. Эта сука на сей раз зашла слишком далеко, думал я. Схожу куплю еще пойла. Останусь на ночь с Николь – может, на пару ночей.

Я нагнулся, подбирая осколки, и тут услышал за спиной странный звук. Я обернулся. Лидия на своей Дряни. Она заехала на тротуар и теперь неслась прямо на меня со скоростью миль 30 в час. Я отскочил, машина пролетела мимо, в дюйме от меня. Доехала до конца квартала, неуклюже грохнулась с тротуара, прокатилась дальше по мостовой, на следующем углу свернула вправо и сгинула с глаз.

Я продолжал подметать стекло. Все подмел и убрал. Потом залез в свой первый кулек и нашел одну неповрежденную бутылку пива. Смотрелась она очень хорошо. Она мне в самом деле требовалась. Я уже совсем собрался открутить пробку, как из-за моей спины кто-то протянул руку и выхватил бутылку. Снова Лидия. Она подбежала к двери Николь и швырнула бутылку в стекло. Запустила ее с таким ускорением, что бутылка пролетела насквозь, как большая пуля, не разбив все стекло целиком, а оставив только круглую дыру.

Лидия сбежала вниз, а я поднялся по лестнице. Николь по-прежнему стояла на площадке.

– Ради бога, Чинаски, уезжай с нею, пока она всех тут не поубивала!

Я повернулся и вновь спустился на улицу. Лидия сидела в машине, мотор работал. Я открыл дверцу и сел. Она тронулась с места. Ни один из нас не произнес ни слова.

24

Я начал получать письма от девушки из Нью-Йорка. Ее звали Минди. Наткнулась на пару моих книжек, но лучше всего в ее письмах было то, что она редко упоминала в них о писательстве, разве только говорила, что сама она – не писатель. Она писала о разном в общем, а о мужчинах и сексе – в частности. Минди было 25, писала она от руки, почерком устойчивым и разумным, однако с юмором. Я отвечал ей и всегда радовался, находя ее письмо в ящике. У большинства людей гораздо лучше получается выговариваться в письмах, нежели в беседе, и некоторые умеют писать художественные, изобретательные письма, но стоит им попытаться сочинить стихотворение, рассказ или роман, и они становятся претенциозными.

Потом она прислала несколько фотографий. Если они не лгали, Минди была весьма хороша собой. Мы переписывались еще несколько недель, а потом она упомянула, что скоро у нее двухнедельный отпуск.

Почему бы вам не прилететь сюда? – предложил я.

Хорошо, ответила она.

Мы начали созваниваться. Наконец она сообщила дату своего прилета в международный аэропорт Лос-Анджелеса.

Буду там, сказал я ей, ничто меня не остановит.

25

Я хранил дату в уме. Сотворить раскол с Лидией – пара пустяков. Я по натуре одиночка, довольствуюсь просто тем, что живу с женщиной, ем с ней, сплю с ней, иду с ней по улице. Я не хотел никаких разговоров, никаких выходов куда-то, если не считать ипподрома или бокса. Я не понимал телевидения. Я чувствовал себя глупо, если приходилось платить деньги за то, чтобы ходить в кино и сидеть там, деля эмоции с другими людьми. От вечеринок меня тошнило. Я терпеть не мог играть в игры, тем паче – грязные, ненавидел флирт, любительскую пьянь, зануд. Но Лидию вечеринки, танцульки, мелкий треп заряжали энергией. Она считала себя сексапилкой. Но была слишком уж очевидной. Поэтому наши споры часто произрастали из моего желания никаких-людей-вообще против ее желания как-можно-больше-людей-как-можно-чаще.

За пару дней до прилета Минди я начал. Мы вместе лежали на постели.

– Лидия, да ради бога, ну почему ты такая дура? Неужели ты не понимаешь, что я одиночка? Затворник? Я таким и должен быть, чтобы писать.

– Как же ты вообще что-то узнаешь о людях, если с ними не встречаешься?

– Я уже все про них знаю.

– Даже когда мы выходим в ресторан, ты сидишь, опустив голову, ты ни на кого не смотришь.

– Не хочу, чтобы стошнило.

– Я наблюдаю за людьми, – сказала она. – Я их изучаю.

– Хрен там!

– Да ты боишься людей!

– Я их ненавижу.

– Как же ты можешь быть писателем? Ты не наблюдаешь!

– Ладно, я не смотрю на людей, но на квартплату зарабатываю письмом. Это покруче будет, чем баранов пасти.

– Тебя надолго не хватит. У тебя никогда ничего не выйдет. Ты все делаешь не так.

– Именно поэтому у меня все получается.

– Получается? Да кто, к чертовой матери, знает, кто ты такой? Ты знаменит, как Мейлер? Как Капоте?

– Они писать не умеют.

– Зато ты умеешь! Только ты, Чинаски, умеешь писать!

– Да, я таков.

– Ты знаменит? Если бы ты приехал в Нью-Йорк, тебя бы кто-нибудь узнал?

– Послушай, мне на это наплевать. Я просто хочу писать себе дальше. Мне не нужны фанфары.

– Да ты ни за что от фанфар не откажешься.

– Наверное.

– Ты любишь строить из себя знаменитость.

– Я всегда себя так вел, еще даже не начав писать.

– Ты самый неизвестный знаменитый человек, какого я только видела.

– У меня просто нет амбиций.

– Есть, но ты ленив. Ты хочешь всего и на шару. Когда вообще ты пишешь? Когда тебе это удается? Ты вечно или в постели валяешься, или пьяный, или на ипподроме.

– Не знаю. Это не важно.

– А что тогда важно?

– Тебе виднее, – сказал я.

– Ну, так я тебе скажу, что в ажио! – заявила Лидия. – У нас уже очень давно не было вечеринки. Я уже очень долго никаких людей не видела! Мне НРАВЯТСЯ люди! Мои сестры ОБОЖАЮТ вечеринки. Они ради вечеринки тыщу миль готовы проехать! Вот так нас вырастили в Юте! В вечеринках ничего зазорного нет. Просто люди РАССЛАБЛЯЮТСЯ и хорошо проводят время! Только у тебя в голове эта чокнутая идея засела. Ты думаешь, веселье непременно ведет к ебле! Господи боже мой, да люди порядочны! Ты просто не умеешь развлекаться!

– Мне не нравятся люди, – ответил я. Лидия вскочила с постели.

– Господи, меня от тебя тошнит!

– Ладно, тогда я уступлю тебе место.

Я спустил ноги с кровати и начал обуваться.

– Уступишь место? – переспросила Лидия. – Что ты имеешь в виду – «уступишь место»?

– А то, что убираюсь отсюда к чертям!

– Ладно, но послушай-ка вот что: если ты сейчас выйдешь за дверь, ты меня больше не увидишь!