Читать книгу "Африканские страсти - Светлана Алешина"

– Был. Я любила одного парня. Он был поэт, драматург. У нас было много общего. Он и стал моей первой любовью. Я и не знала, за что я его любила. Иногда мне кажется, что он олицетворял собой тот другой мир, который я увидела тринадцатилетней девочкой, сидя на галерке. Он был из очень интеллигентной семьи, он любил меня…

– Почему вы расстались?

– Как-то я застала его примерно в такой же компании, как и тебя сейчас… – Горецкая сглотнула слюну. – Налей еще коньяку.

Роман повел бровями, но просьбу матери выполнил.

– Наверное, все-таки я в душе так и осталась простым человеком с малой толикой ханжества. Я не смогла простить. Он часто звонил мне, прибегал на мои спектакли. Даже когда я сошлась с вашим отцом и была беременна тобой, Неводов предлагал мне бросить мужа и уйти к нему. Но я так и осталась дочерью почтальонши и слесаря. И в вопросах морали была непреклонна.

– Ой ли! – скептически покачал головой Роман.

– У меня было много мужчин. Конечно, я не была святой девой, как остроумно заметил твой приятель.

– То есть ты изменяла отцу?

– Нет, это было до отца. Назло Неводову. Я встречалась с другими парнями, порой сегодня с одним, завтра с другим. Даже хотела устроить свою жизнь с кем-нибудь из них, но всегда что-то ломалось в наших отношениях.

– Значит, отец оказался подходящей парой? – насмешливо спросил Роман.

– Я полюбила этого мужлана, – тихо сказала Горецкая. – Знаешь, как мы познакомились – я же тебе ни разу не рассказывала! В театр согнали молодых офицеров, что-то вроде культпохода. Помню, мы показывали им нечто идеологически выверенное, одобренное вышестоящим руководством и нормативными документами Министерства культуры, регулирующими досуговую деятельность.

Роман чуть не расхохотался, услышав официальные идиоматические обороты.

– Знаешь, почему я говорю такими словами? Эти формулировки мы заучивали в театральном училище на предмете «социально-культурная деятельность». У нас был очень строгий преподаватель, и эти слова навсегда засели у меня в голове.

– Так как все же вы познакомились с отцом? – с интересом спросил Роман.

– Я была в ужасном настроении, у меня были новые сложности с очередным любовником. Иногда меня посещали бредовые мысли стать монахиней. Я уже начинала ненавидеть мужчин, но вдруг, сидя зареванной в гримерке после спектакля, вытирая тампоном грим, я услышала настойчивый стук в дверь. Я подумала, что это уборщица тетя Валя, которая поторапливала актеров и часто ворчала, что ей приходится долго задерживаться, исполняя свои служебные обязанности. «Ну и хамство, – подумала я тогда, – стучать так настойчиво!» – «Кончай демагогию, тетя Валя!» – крикнула я тогда по-свойски. Но услышала из-за двери густой мужской бас. Он сказал: «Это не тетя Валя». Я удивилась и спросила: «А кто же?» – «Поклонник вашего таланта лейтенант Клубнев», – ответили мне. И, не дожидаясь, пока я его приглашу, он распахнул дверь и уверенным шагом направился ко мне. Он и тогда был здоровый, мне даже стало жутковато. Но он по-доброму мне улыбнулся и протянул огромный аляпистый букет разноцветных роз, больше похожий на декоративный веник. «Я хочу с вами познакомиться», – запросто сказал он. Вот с этого все и началось. Мне почему-то сразу понравилось его открытое мужское лицо. «Я вас люблю, – немного погодя сказал он. – И как актрису, и как… женщину».

– Простой парень, – снисходительно прокомментировал поведение отца в молодости Роман.

– Да, это он сейчас такой важный, полковник в отставке. А тогда – старший лейтенант, мальчик молодой.

– Все были в восторге? – спросил Роман.

– Нет, далеко не все, – возразила Горецкая. – Мои подруги в театре возмущались, как я могла предпочесть человека не нашего круга, учитывая то, что меня не оставлял в покое Неводов, да и режиссер смотрел косо. Потом в конце концов мне пришлось уйти из театра. Да к тому же я уже была беременна, а отец получил назначение в ГДР.

– И все-таки ты уехала из ГДР в театр, – напомнил матери Роман. – И оставила нас с Дашей. Я-то помню, хотя мне было всего шесть лет.

– Не вини меня. Театр для меня, может быть, больше, чем семья. Я сыграла много ролей, получила звание заслуженной артистки. Тебе, наверное, не понять, что тот первый спектакль в моей жизни так и остался ярким маяком, манящим меня в другую жизнь. Как бы мне ни было плохо, какие бы трудности меня ни преследовали, я выхожу на сцену и рождаюсь там заново. Я перечеркиваю свою жизнь…

– Ох, Анастасия, – вздохнул Роман. – К чему этот театральный пафос! Мне кажется, что все это у тебя наигранно. Ты говоришь, что не изменяла отцу? Да это просто смешно – потому что ты жила в Союзе по крайней мере года три без него.

– Представь себе, не изменяла. Я любила твоего отца, люблю и сейчас. Этот грубый человек, с которым мне нелегко было ужиться, чью властность я никогда не воспринимала и не воспринимаю и сейчас, сумел спасти меня от последнего падения. Я люблю его даже больше, чем как мужа, и к браку с ним отношусь почти с религиозным трепетом.

Последний экзерсис актрисы со стажем поверг ее скептика-сына в гомерический хохот. Он закатился в истерике и начал кататься по ковру. Дополнительные ощущения создавала и марихуана, которая, как известно, способствует безудержному веселью, если для того есть повод.

– Чему ты смеешься? – лицо Горецкой снова зарделось краской гнева.

– Слушай, мать, – Роман чуть приподнялся с пола. – А что это за молодой африканец ходит у тебя в знакомых? Ты даже парик надеваешь, когда с ним встречаешься. Лицо Горецкой стало каменным. В комнате воцарилась тишина.

– Ты что, подглядываешь за мной? – наконец выдавила из себя она.

– Да нет, это чисто случайно. Шли с ребятами по городу мимо телецентра, и я увидел, как вы садились в машину. Хорошо, что ребята не узнали тебя. Но я-то тебя и в гриме разгляжу! Вовка сказал – смотри, старая перечница-интернационалистка молодого эфиопа поехала иметь! Знаешь, как мне было стыдно! Я ребятам сразу сказал – чего вы уставились на эту старуху, пойдем лучше винца хлопнем…

Горецкая с трудом взяла себя в руки.

– Плохо же ты думаешь о матери! – покачала она головой.

– Ну, и кто же он? Только не говори, что это начинающий актер и вы поехали репетировать сцену Отелло и Дездемоны.

– Это не начинающий, а уже состоявшийся видный драматург из Москвы.

– Ах да, понятно, это как в анекдоте – негритенок спрашивает бога: «Господи, почему ты мне дал такие мелкие кудри кольцами?» А тот отвечает: «Это чтобы спасти тебя от палящего африканского солнца». – «Господи, а почему ты дал мне такую черную кожу?» – «Это для того, чтобы отражать лучи африканского солнца». – «Господи, для чего ты мне дал такие пухлые губы?» – «Для того, чтобы темной африканской ночью жарко целовать черных женщин». – «Но господи, для чего же я родился в Москве!»

И Роман сам захохотал над только что рассказанным анекдотом.