Читать книгу "Невероятная жизнь Анны Ахматовой. Мы и Анна Ахматова - Паоло Нори"

спросил, как она смогла без ключа попасть в его мастерскую.

Она объяснила, что бросала розы через окно.

«Не может быть, они так красиво лежали…» – сказал он.

Он рисует ее и дарит ей рисунки – всего их было шестнадцать.

Все они утрачены, кроме одного, который хранится в Музее Ахматовой на Фонтанке.

Они обмениваются письмами.

Он пишет ей: «Вы во мне наваждение… Я беру вашу голову в руки и опутываю любовью».

В воспоминаниях о Модильяни Ахматова называет Эйфелеву башню «кривоватой современницей (1889)», которая напоминает ей гигантский подсвечник.

А пока они были вдвоем в Париже, умер Толстой, русские символисты переживали кризис, а их вождь, если его можно так назвать, Александр Блок пророчествовал:

Если б знали, дети, вы

Холод и мрак грядущих дней…

7.3. Александр Блок

По окончании университета я одно время занимался техническим переводом, и меня забавлял тот факт, что Блок переводится как carrucola – ролик, грузоподъемный блок.

Это казалось мне прекрасным: поэт с фамилией Каррукола. Но оставим в покое фамилию.

Блоку принадлежат строки, которые даже сегодня страшно читать.

Геродот называет народы, жившие на Севере, на тех территориях, которые сегодня населяют русские, скифами. В 1918 году Александр Блок написал стихотворение «Скифы», в котором русские спустя год после революции обращаются к западникам.

Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.

Попробуйте, сразитесь с нами!

[…]

Да, так любить, как любит наша кровь,

Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!

Мы любим все – и жар холодных числ,

И дар божественных видений,

Нам внятно все – и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений…

Мы помним все – парижских улиц ад,

И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далекий аромат,

И Кельна дымные громады…

Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет,

И душный, смертный плоти запах…

Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет

В тяжелых, нежных наших лапах?

7.4. В 1920-е годы

В начале 1920-х годов в Ленинграде Ахматова, будучи членом правления Союза писателей, присутствовала на очередном заседании, проходившем в доме 36 по Моховой, в кабинете Александра Тихонова, одного из основателей издательства «Всемирная литература». Тогда снова стали поступать иностранные журналы, и Ахматовой передали экземпляр какого-то французского издания.

Она раскрыла его, увидела фотографию Модильяни, крест и некролог.

Так она узнала, что Модильяни умер и что его считают великим художником, сравнивая с Боттичелли.

7.5. Анна Ямпольская

Когда я пишу эти строки, одну русскую итальянистку исключили из жюри литературной премии «Стрега» по той причине, что она русская. Несколько лет назад, беря у меня интервью для русского журнала «Иностранная литература», она спросила, что мне больше всего нравится в России, и я ответил: мне нравится, что Россия меня пугает. И вот уже на днях один человек задал мне вопрос: «В каком смысле вам нравится, что Россия вас пугает?»

7.6. Символисты

Я не большой знаток символизма, но, если бы меня попросили выбрать одно слово, которые отражало бы мое понимание «великого явления русского символизма» (по определению Владимира Маркова, автора «Истории русского футуризма»), это было бы слово «накануне».

Символисты верили, что живут накануне глубоких изменений в самой человеческой природе и что лично они станут первыми людьми, испытавшими на себе эти революционные преобразования: они ощущали себя героями своего времени и обнаруживали космические, универсальные смыслы во всем происходящем. Виднейшими представителями символизма были Андрей Белый (настоящая фамилия Бугаев), сын известного профессора математики Московского университета, и Александр Блок, внук ректора Петербургского университета, женившийся на Любови Менделеевой, дочери Дмитрия Менделеева, русского химика, которому мы обязаны периодической таблицей элементов.

Главная тема ранней лирики Блока – вечная женственность, а воплощением этого идеала стала для него Любовь Менделеева, которую современники (все, за исключением Анны Ахматовой) считали красавицей и которую Блок прославлял в стихах как «прекрасную даму».

Как поэт Блок меня завораживает, он умеет околдовывать; его стихотворная манера напоминает мне поэзию Гвидо Гоццано.

Ахматова восхищалась Блоком, и, когда во время одного из первых выступлений на эстраде она должна была читать стихи сразу после него, она сказала: «Александр Александрович, я не могу читать после вас», – на что Блок ответил: «Мы не тенора».

Блок напишет об Ахматовой: «Красота страшна».

7.7. Кстати

И, кстати, о красоте. Пока все повально влюблялись в прекрасную даму – Любовь Менделееву, жену Блока, восхищаясь ее «небесными чертами», Анна Ахматова говорила, что Менделеева «похожа на бегемота, поднявшегося на задние лапы», и что «внутренне она была неприятная, недоброжелательная, точно сломанная чем-то».

7.8. Такие времена

Сто лет назад, в начале прошлого века, наступили такие времена, когда люди во всем мире, и в России в том числе, утратили ориентиры.

Открытие неевклидовых геометрий поставило под сомнение базовый труд, на котором основывалась вся западная космография, вся картина мира, – «Начала» Евклида, а через несколько лет работы Минковского и Эйнштейна поставили под сомнение и ньютоновскую теорию времени. Мы больше ничего не знали, ни в чем не были уверены, и одним из последствий этого стало то, что люди предавались фантазиям и бесконечно выдумывали; не обошла эта тенденция и поэзию.

Символисты, акмеисты, кларисты, адамисты, имажинисты, гилеяне, футуристы, эгофутуристы, кубофутуристы, крестьянские поэты, «мезонинисты», лучисты, реалисты, центрифуги, конструктивисты, «серапионисты», экспрессионисты, импрессионисты, биокосмисты, люминисты, формлибристы, неоклассицисты, эмоционалисты, фуисты, сорокопервисты, ничевоки, всеисты – чего только тогда не было! И все разрабатывали, если можно так выразиться, свою поэтику. Оглядываясь на те годы из нашего сегодня, мы находим массу оригинального и удивительного даже в самых скромных группах, таких как ничевоки – объединение, созданное в Ростове-на-Дону и издавшее в 1921 году декрет, который гласил:

Декрет о ничевоках

Ничего не пишите!

Ничего не читайте!

Ничего не говорите!

Ничего не печатайте!

В Ростове-на-Дону двадцатых годов прошлого века ничевоки благодаря этому декрету и другим произведениям приобрели такую известность, что, казалось, само слово «ничевока» стало синонимом поэта, и все поэты в Ростове-на-Дону двадцатых годов были ничевоками.

Они мне очень нравятся – эти ничевоки!

Они