Читать книгу "Прощанье с Родиной (сборник) - Евгений Анатольевич Попов"

времени, когда ракеты с богатыми туристами каждый божий день летят то на Венеру, то на Плутон, на Луну ходит дешевая космическая электричка, а генетически модифицированные щи растут на деревьях, заключенные в целлофановый мешок, не подверженный тлению.

А у меня от пережитого пошатнулось здоровье. То есть оно не сразу пошатнулось, а только сейчас, когда уже все не то, и лично я боюсь опоздать на Тризну Истины, и мне от этого вдвойне обидно: в стране средняя продолжительность жизни 374 года у мужчин, 542 у женщин, а я собрался в гроб.

Уж и чувствую — близок мой час. И с наслаждением думаю о том, как комья застучат о крышку моего гроба. Я все-таки надеюсь, что мои оставшиеся родственники еще будут иметь к этому текущему моменту совесть и не повезут меня в ненавистный мне крематорий. Я люблю прогресс и ненавижу крематорий. Весь остальной прогресс я приветствую, а крематорий ненавижу. Крематорий меня смущает. По мне хоть пускай и червяк меня ест, лишь бы натуральный. Я спасся, но иногда жалею об этом. И тогда я сажусь на стул, и тогда я плачу, закрыв лицо кулаками. Как тогда, двадцать восемь лет назад, тридцатого числа августа. Аплодисменты!»

P.S. И они уже шли, Гдов и Хабаров, по бульвару столицы в сторону бывшего казино «Шангри-ла», где раньше был кинотеатр «Россия», потом кинотеатр «Пушкинский», а еще прежде это место занимал Страстной женский монастырь, который большевики разрушили из-за ненависти к Богу, лишь пришла их власть, позволившая новым хозяевам страны делать с нашей родиной все, что им заблагорассудится.

— И все-таки я не понимаю почему, — бормотал Хабаров. — Почему с тебя не взяли в этом фуфловом кабаке ни копейки денег, не говоря уже обо мне, который таких денег не имеет, чтобы платить за такое буржуазное дерьмо. Мало того, выстроились все эти черти вышколенные с салфетками через руку во главе с хозяином и чуть как не в опере пели: «Приходите еще». Или как в фильме Феллини «И корабль плывет».

— Три варианта финала тебе на выбор, — смеялся Гдов. — Первый: я подрядился писать РЕСТОРАННЫЙ РЕЙТИНГ для глянцевого журнала, и меня поэтому обихаживали, как родного, как могли в пределах оговоренной сметы. Второй: мы с тобой были наняты за жратву и выпивку, чтобы изображать богему, как в Париже после того, когда там умер и прославился Модильяни. Третий: нас, вернее тебя, приняли за РЕВИЗОРА. Может быть и четвертый вариант, пятый, шестой…

— А я вдруг вспомнил, как художник Сеня Пастух, уроженец молдавского крупнопанельного дома, который целиком, включая дворника-татарина, эмигрировал в Израиль, этот самый Сеня во времена нашей нищей юности повел девушку в Питере в роскошный тогда ресторанчик, где назаказывал действительно много кой-чего, и очень вкусного, включая черную икру, не то что сейчас, когда тебе принесут кусочек на тарелочке, а спрашивают за это миллион. Когда Сене пришла пора расплачиваться, он тихо, втайне от девушки сообщил официанту, что он студент, денег у него нет и никогда не будет. Официант отнесся к этой информации с пониманием, пригласил его следовать за собой, привел в комнату, стены которой были для звукоизоляции обиты прессованными ячейками из-под яиц, где Сеню служащие заведения славно, как он выразился на своем неизжитом диалекте, отбуцкали. После чего он вернулся к девушке, которая спросила, куда это он исчез. «Я в туалете был», — сказал Сеня, поправляя несколько сбившийся набок галстук. И повел девушку к выходу. Те черти, прямо как нынешние, тоже выстроились его провожать, тоже махали салфетками и тоже говорили, подмигивая: «Приходите еще». Сеня сейчас живет в Нью-Йорке. Недавно приезжал.

— Навсегда? — спросил Гдов, но этот его, прямо скажем, глупый вопрос повис в синем московском воздухе.

— Сыр-то, суки, так и не принесли, — вдруг вспомнил Хабаров. — Ни этот «Бри», падла, «Камамбер» или как его там — «Шефрон-Ганидон-Папуас-Рокфор». Интересно, они его в счет включили, чтобы обмануть владельцев ресторана в рамках борьбы трудящихся против капитализма?

— Не мелочись, — холодно ответствовал Гдов, которого внезапно стала раздражать эта напускная развязность товарища, за которой тот скрывал нежную ранимую душу человека, который родился на родине, здесь же и умрет.

Вечерело. До введения гастрономических санкций против РФ, связанных с украинскими событиями 2014 года, оставалось еще целых шесть лет.

На плоской крыше

Я думал, скворцы пролетели над нами,

а это свинец пронесло.

Я думал, алеет закат над холмами,

а это горело село.

Роман Солнцев

Если спросят о ключах –

я на гвоздик их повесил.

Владимир Салимон

К глазам приложив для ясности руку козырьком, старый литератор Гдов заглянул в прошлое, где обнаружил себя в следующем анекдотическом сюжете:

…Высоко, подобно птице Феникс, воспарил над крутым берегом родной великой сибирской реки Е., вечно впадающей в Ледовитый океан, наш милый мощный железобетонный дом пятиэтажный с плоской крышей. Дом ты, наш милый дом, чудо архитектуры развитого социализма 70-х, дом, в котором мы все и живем, и дай-то нам Бог жить тут и еще тыщи лет — мирно, тихо и счастливо, хоть до самой перестройки, если не дальше. Под звездами счастливой родины, имеющей гордую аббревиатуру СССР, или под ее же луной, если ночью, а днем, естественно, под солнцем нашей же обильной родины, составляющей одну шестую земной суши. «Не то что теперь! Все теперь не то!» — решил старый литератор Гдов.

Наш милый дом! А строил его будущий олигарх, выпускник соответствующего факультета местного Политехнического института и отчаянный бас-гитарист знаменитого на весь город вокально-инструментального ансамбля «Поющая Siberia» Вовик Лифантьев. Сын того самого Лифантьева Семена Владимировича, замечательного человека и коммуниста, который до всего дошел своим умом. А ведь родился в глухой деревне, в семье сибирского бедняка, что еле-еле сводил концы с концами и утонул поздней осенью во время утиной охоты, как это было изложено в анкетах Семена Владимировича, который до всего дошел своим умом. Немного послужил в НКВД Семен Владимирович, защищая нашу восточную границу от озверевших до Второй мировой войны японцев, пришедших в человеческий облик лишь тогда, когда американские империалисты сбросили на них атомную бомбу, окончил два института и университет: Учительский институт, Педагогический институт и вечерний Университет марксизма-ленинизма. В 50-е того бурного столетия обнаружил себя на партийной работе — надо было восстанавливать разрушенное войной хозяйство, несмотря на перегибы, связанные с культом личности Сталина, который, как тогда считалось, исказил учение великого Ленина до неузнаваемости, но в 1953 году помер, и все опять стало хорошо. Волюнтариста Никиту Хрущева не очень-то